хронического недоедания. Я гордо огладила круглые бока. Эх, сколько слез я из-за вас выплакала, пытаясь хоть на сантиметрик-другой скинуть. Теперь уж заживу!
– И куда ж мне тебя свезти? – между тем размышлял дед Матвей, уписывая который уже по счету пирожок. – Кашеварить-то кажная баба умеет, потому в кажном хорошем доме имеется, а то и не одна. А че еще делать могешь?
Я пожала плечами. Так сразу и не вспомнить всех своих талантов. Заса-ада.
– Всего понемножку. Петь могу, у меня замечательный контральто. В кружок по рисованию ходила. Еще танец живота…, – я осеклась, при виде все более округлявшихся глаз старичка. Подавился, что ли? Моя ладонь скорее на инстинктах, нежели обдуманно, несколько раз прошлась по щуплой костлявой спине.
– Чево это? – отмахиваясь от меня, закашлялся дед Матвей. Теперь точно подавился. Но от руки помощи шарахнулся, как нашкодивший котенок от тапка. Ну и ладно.
– Талантливая, говорю со всех сторон.
– Ага-ага, хм, хм. Это хорошо, – задумчиво пожевал губами. И тут его лицо посветлело. – А знаешь чевось, отвезу-ка я тебя к Захарию.
Это что еще за фрукт? Но поинтересовалась, конечно, вежливо:
– Кто это, дедусь, такой?
– Знакомец мой. Хозяин кабака. В городе бываю – обязательно к нему заглядываю пропустить стаканчик-другой. Стряпуха ему, знамо дело, не нужна, самогоном да винишком торгует, но думаю, баба для уборки не помешает. Давно жалится, что после клиентов сра…, хм-хм, безобразие самому прибирать приходиться.
– Забегаловка для пьяниц? – хмуро уточнила я.
– Да всяки люди к нему заходят. Но ты не думай, он человек порядочный. И сам не забижает, и другим не позволит. Главное теперь самого уговорить, а то не на улице же тебя оставлять. Девка справная, ночь наступит, и найдутся люди-добрые пригреют, да так, что во век не отмоешься, по притонам мотаться будешь. Уж лучше полы драить от нечистот, чем телом торговать. Аль не прав, красавица?
– Прав, дедусь, – вздохнула. – Благодарна я.
– То-то же.
Мы проехали подъемный мост на гигантских железных цепях без какого-либо досмотра. Стража возле городских ворот вовсе отсутствовала. Лишь в караульной светил огонек, указывая на то, что за порядком здесь все-таки кто-то следит. Миновали несколько улиц окраины, не углубляясь к центру, и добрались до покосившегося двухэтажного дома. Просторного, но уж больно запущенного без любящей и мастеровой руки хозяина.
Крыша, как у лихого паренька картуз, была заломлена набок. Дверь, не закрываясь, повисла на ржавых сломанных петлях. Плетень лежал на заросшей малине, не доставая до земли лишь благодаря настырному кусту, который тянулся вверх вопреки всему, заодно подпирая хлипкую ограду.
– Кажется, Захарий не только торгует самогоном, но и сам не прочь к нему приложиться? – вырвалось у меня.
Дед Матвей хитро хмыкнул в бороденку:
– Ты девка умная, разберешься.
–Ага, – деваться-то некуда.
