проблемы с головой.
Ну так вот, сидят они, значит, на «камчатке», выпивают, обмениваются впечатлениями от увиденного и услышанного на лекции и, стиснув зубы, хохочут шёпотом. Точнее, пролетарий – шёпотом, а гений всё больше и больше хохочет в голос. Наконец, на них обращает внимание лектор. Что он сказал, дословно не помню, но ясно было, что он понял, чем там занимаются его студенты. Они притихли было, но Стефановича хватило ненадолго, и через минуту он снова ударился в веселье. Наконец они поняли, что понапрасну теряют тут время, тем более что их всё равно через минуту выгонят, да и портвейн, похоже, у них закончился. Решили они потихоньку выбраться, благо в аудитории, кроме тех дверей, что рядом с преподавателем, были и другие, ближе к «камчатке».
Они бесшумно, как им казалось, собрали вещи, так же бесшумно встали и начали было пробираться к выходу, вызывая негодующие взгляды отличниц и брезгливый мой. Стефанович отправился первым, но уже в самом начале исхода он неловко задел ногой стоявший на полу порожний «противотанковый снаряд», и тот покатился вниз, к центру амфитеатра, громким звуком отмечая каждую ступеньку и более умиротворённым – ровную поверхность. Впрочем, и на ровной поверхности звук хорошо был слышен во всех уголках аудитории, тем более что лекция остановилась и все заворожённо слушали бесконечно долгое соло одинокой бутылки. Для того он и амфитеатр, чтобы акустика хорошая была.
Отправленный вперёд Стефанович с первыми звуками удачно запущенного им снаряда в несколько прыжков пулей выскочил вон, и его детский заливистый хохот доносился теперь из коридора. А мой бедный пролетарий на полпути был застигнут сочувствующим взглядом лектора. Как вежливый человек – узбеки вообще уважительные люди – он тоже посмотрел на лектора, выражая взглядом крайнюю стеснительность, и с виноватой улыбкой продолжил свой путь.
Глупо, конечно, всё это выглядело, но ещё глупее было бы теперь останавливаться. Аудитория была большая, и путь из неё бывшему пролетарию, а в скором времени, наверное, и бывшему студенту, показался бесконечным. Уже совсем на выходе его ободрил громогласный рокот физика: «А вот этот студент получит зачёт в следующей пятилетке».
Но беспечный пролетарий не придал тогда серьёзного значения этим словам, хотя и знал, что некоторые преподаватели бывают очень злопамятными.
Жизнь продолжалась. Наш лектор не вспоминал об этом случае, хотя возможности были, ведь он и семинары вёл в нашей группе. На семинарах он обычно давал какую-нибудь каверзную задачу, им самим придуманную, и все полтора часа мы, рассуждая и споря с ним, пытались найти решение. Однажды он, как обычно, дал задачу в начале семинара, а потом его вдруг куда-то вызвали. Через некоторое время, чтобы мы не скучали, в аудиторию вошёл другой преподаватель с кафедры физики. Вместе с ним мы долго бились над задачей лектора, но она не сдавалась. Тогда преподаватель сказал, что должен выйти
