поднявшись по деревянной лестнице, прислонённой к бетонному полотну, примыкающему к платформе, пересекала железнодорожное плотно, зашагав обратно, возвращаясь, попутно пересекала парк. Его бетонная дорожка пролегала вдоль площадок для игр; футбола, волейбола и бадминтона и мимо кортов для тенниса, которых было не видно из-за буйной листвы и хвои вечнозелёных деревьев, однако, звуки ударов ракетки по мере приближения к ним становились отчётливей.
«Туда – сюда, от занятий в семьях к будням к безразличному мне мужчине, занимаюсь совсем не тем в замкнутой траектории передвижений, я стала, как теннисный мячик; а где же место для счастливых событий? Сколько я стучалась в закрытые двери правосудия, и только лишь потому, что любила этого „козла“. Который не заботился о не моём с дочерью благополучии, а своей бывшей семьи, не обо мне, которая прилагала усилия, скитаясь по дворцам, так называемого правосудия, в борьбе с мошенниками, занимающими наследный дом, стремясь вернуть дом отца. Ведь где нам с Саввою жить, столько усилий, видимо Бог не дал испортить мою жизнь окончательно. Ей вспомнилась фраза, сказанная Саввой: « Если бы у тебя был дом, я бы давно жил бы, там вместе с тобой». Однако, все проблемы, расходы, столько лет, все они легли только на плечи мне. А он, не видит, как становится отражением внутреннего безобразия, которое проявляется на его поверхности. Только он, как и прежде, считает свой образ неотразимым, неужели он не видит, как годы изменили в прошлом стройную фигуру атлета, и в кого превратился он, козлоподобный любовный герой. Как, я месяцами ждала его приезда, вздрагивая по ночам, тревожась, и огорчаясь, когда мне приснится, что он меня разлюбил. Но, всё это было раньше, а теперь, она припомнила случившиеся недоумение: Когда завидев идущего, спускающегося по дороге по направлению к морю лысеющего мужчину пятидесяти «с хвостиком» лет, и то, как она приглядывалась к человеку, с перекошенной в сторну спиной. Он сопровождал долговязую девушку со светлими волосами, осунутый, как стареющий дачник, с заметно наметившимся и выпирающим из тонкой рубашки брюшком. Лицо его казалось бледным с неприятно желтым оттенком подобным старой бумаге но, что – то в нём было от Саввы, и только почти догнав его, задержалась, пропуская у поворота машину, остановилась, гадая, «вдруг это или не он?»
«А теперь вот он, мой герой с остатками нервов, чуть слово не то, буря истерик. Скажите мне милый мой Савва, Савелий, на кого Вы потратили годы, Вашу энергию добывая ваше „бабло“, ну, а к моей персоне какие тогда, какие претензии? Так почему Вы несёте этот бред мне? Вы оба такие, и Сысоев в Москве ещё тот великий герой, помощник в решении дел и проблем, не так далеко он ушёл от Савелия. Тем не менее, и этот гусар со временем, мне иную песню запел. Кто они – животные, которых ничего абсолютно не трогает? – сокрушалась она, – тем более, не волнует, область чужих проблем, кроме похоти – ноль. И вот, так бывает, когда вдруг, остановившись
