за других людей: милиция хватала его, потому что большинство преступников было без особых примет; к нему набегало телевидение, объявляя его время от времени потерянным сыном, братом или даже отцом знаменитого писателя Иванова; соседи по коммунальной квартире норовили заселиться в его комнату, не замечая не только его комода, табуреток и раскладушку, но и самого этого мужика без примет.
Все эти подробности Лизавета узнала позже, а сначала мужик без примет принялся рассказывать о том, что в их доме поселилась нечистая сила: с бельевой веревки пропали две простынки, одна почти новая, и носки – несколько штук, и все на левую ногу…
– А разве бывают носки на левую ногу? – растерялась Лизавета. – Ведь это не сапоги, надевай куда хочешь – хоть на левую ногу, хоть на правую.
– У меня как раз были районированные носки, дифференцированные для каждой ноги, – сказал мужик без примет. – А еще ночами кто-то за стеной шуршит и стонет…
– Так вы в нашем доме живете? – спросила Лизавета. – В мизиновском?.. В доме с колоннами?
Ну конечно, – подтвердил он. – С самого почти рождения живу в нем…
– Что-то прежде я вас не замечала здесь…
Он закручинился:
– Вы и сегодня бы меня не заметили, если бы я сам не подошел…
– Я знаю, кто за стеной газетами шуршит, – постаралась она участливой интонацией сгладить неловкость. – Это домовой… Он неплохой, переживает… Он, несчастный, по службе никак продвинуться не может, у них там строго – и чтобы с жильцами благополучно было, и чтобы крыша не текла, и чтобы посторонние не заводились… А какое уж у нас благополучие, сами знаете…
– Знаю, – вздохнул он, вроде как посочувствовал. – Про домового я давно подозревал, в таком доме без него не обойтись.
Он огляделся по сторонам, продолжил шепотом:
– Но у нас как раз и завелся посторонний. И уже, кажется, давно… Он, этот чужой, как-то заглянул в мою ком нату и так же, как ты, не заметил меня. А я глянул – и меня мороз по шкуре продрал!.. Холодом так и потянуло!
Лизавета вспомнила ледяное дыхание у себя за спиной, кивнула рассказчику ободряюще.
– Со страху-то я не очень и разглядел чудище, подумал даже, что это с бодуна мне видение – такое невиданное уродство и жуть предстали передо мной, – продолжил мужик без примет. – Но я ведь с утра ни росинки во рту не имел, с чего глюки-то пойдут?.. Ты только представь себе: один невиданно гигантский глаз, не мигающий, глубокий, как бездна, и этот глаз размером со страуса упирается в землю огромной когтистой лапой, тоже одной – левой, кажется… Вот для чего ему носки на левую ногу… Но ушей у него несколько – три или четыре… И еще нос, почти хобот!.. Воплощенное внимание – всевидящий глаз, абсолютный слух, безошибочный нюх; наверное, это демон слежки и гений зла…
– Но вас-то он не заметил…
– Я был парализован страхом, он вполне мог пренебречь такой почти условной величиной, как я…
– Скажите, а когти у него случайно не пятипалые? – вспомнила Лизавета.
– Кажется…
