style="font-size:15px;"> Когда Елизавета пришла слушать Серковского, она держала у себя в руках примерные туфли для Фаины. Елизавета ходила с атласными туфлями в руках не всегда. Получилось, что Елизавета вырвала туфли почти что из самого рта у Фаины, а выпустить из своих рук уже не смогла. А когда Елизавета не выпустила туфли, она начала держать их на своих коленях.
Елизавета была хорошо знакома с такими туфлями и знала, что их гладить даже еще лучше, чем целовать. Когда гладишь, можно своими пальцами дойти почти что до всего на свете. Тем более у туфлей внутри тоже гладкое.
Новиков сидел слева от Серковского и крутил у себя в руках карандашик. Карандашик почти что каждые две минуточки выворачивался из новиковских рук и падал на пол – то возьмет и упадет на сторону Серковского, то возьмет и упадет на сторону Елизаветы. Когда Новиков наклонялся за своим карандашиком, глаза Новикова упирались то в руки с туфлями, то в брюки с отдачей.
Почти что каждые две минуточки Новиков хотел откинуть карандашик на третью сторону, но сила к познанию природы человека в Новикове была сильней. Хоть при царизме никакого познания быть не могло.
Интересно, что при такой нагруженности Новиков пил черный чай без сахара.
Елизавета ничего не пила, а только смотрела сладкими глазками на графин с лимонадом, тем более руки у Елизаветы были сильно занятые.
Серковский тоже ничего не пил, хоть руки у Серковского были свободные. Руки у Серковского были свободные, а рот почти что не закрывался от слов. А человека устроили так, что открытый рот у человека не всегда принимает внутрь, а только когда человек не говорит.
Настал час которого-то раза, и Серковский замолчал, открыл рот и выпил целую чашку чая с лимонадом.
Елизавета заметила такой непорядок и спросила Серковского, что у Серковского происходит.
Елизавета спросила, может, Серковский вернулся из Батума больной. А если больной, так чем? Заразная или не заразная у Серковского болезнь? Если болезнь заразная, так через что именно?
Серковский честно переждал вопросы Елизаветы про свое здоровье и сказал, что сейчас будет рассказывать самое главное, главней мануфактуры и женского образования.
Серковский сказал: Мария – нечестная женщина, ребенок – незаконный, отец – посторонний совратитель господин Баранидзе.
Тут глаза у Елизаветы взяли и закатились без всех на свете чувств.
Сначала на ковер попадали атласные туфли, а потом попадала и сама Елизавета.
Если человеку суждено упасть, сначала это понимает то, что у этого человека держится в руках, и падает первей.
Особенно первей понимает такое кошка.
Серковский и Новиков кинулись к Елизавете.
Глаза у Елизаветы уже вернули себе чувства, хоть и смотрели вбок.
Серковский с Новиковым перенесли Елизавету на диванчик – весь из розового бархата.
Елизавета
