золотишко как-то туда у… как-то уныкать. Спрятали, их поймали, они местным… местные, кто видели вот… этой бабки вот, которой девяносто три года, – дедушка ейный ещё видел даже: «Мы, – говорит, – приедем, не дай Бог кто возьмёт это место! Мы, – говорит, – приедем», – дак вот, и бабка все боялась: говорит, приедут когда, вот. [Куда закопали?] Под камнем, под камень, я и те могу камень показать этот. [Почему он так называется?] У них приметна: песья лапа, на камне отпечаток такой есть – собачий след. <…> Я пробовал этот камень откопать, но он очень большой. Она бы мне сказала тогда, когда я работал на этом, на бульдозере, вот здесь на стройке, на мосту[111]. Я бы этот камень спихнул бы со [нрзб.]. <…> Я бы тем срыл, я бы, если б я знал… она умерла после того, как мост брали на сдачу, в эксплуатацию-то. <…> А Екатерина-та проезжала когда, она в Тирюшину сначала заехала, бабку мою взяла, и поехали к твоей бабке [обращается к приятелю], мою бабку взяла, в карету посадили, и они уже, значит, просидели, и в Каргополь-то их не дождались.
Тихманьга, 2002, КВ
125. Тоже, это, в деревне жил, в семье мужик жил – парень ишчё он был – у ёго этто, сделалися везде такие… Он уехал лечиться в Крым, и там женился, и там жил. <…> Ну вот, он потом сюда приезжал, дак ему сказали, что вот там вот… за рекой за этой, за Шолтомкой-то, – мильниця у нас была, – а там, говоря, у дедка да… у дедка у ёгового закопано какой клад. Дак оны с Витькой-то перерыли там всё, весь горбыш – никакого клада не нашли. Вот. Вот чёго.
Озёрко, 2001, ЕАЯ
126. Вот это все у меня, значит, было, но это дома было, это дома. Это где-то на протяжении полугода. Это с лета началось, а потом уже зима пришла. Вот… в этом углу… такой звук какой-то… ну, неприятный, понимаешь, такой. [В этом наружном углу?] Да, вот здесь как раз было. Да, [нрзб.] до чего он меня довёл. Я же… ну, я психанул. Я решил, что тут что-то нечистое, да тут и, видать, было что-то нечистое. Я, значит, взял топор, пошёл вот в ту… кругом обошёл, зашёл сюда – тут тоже двери, токо забитые. Обошёл кругом [комнату], в углу… встал я… что тебе… да я взял топор: ну, знаешь, в потолок надо, в потолок-то топором-то. [Что вы с потолком сделали?] Да ничё, просто вот [показывает, что стукнул]. [Стукнули?] Да вот, загнал топор. А оно всё равно в этом углу, я уже там стою, в этом углу. И вот, значит, и… знаешь, такой холод… нечеловеческий звук, а вот какой-то, как тебе сказать, не пойму. И вот: «Ломай стену, ломай стену!» Я говорю: «Зачем стену ломать?» – «Ломай стену». [Кто это говорит?] Ну, звук так, понимаешь, вот как в музыке есть <…> так и это, как в музыке, токо оно како-то хра… хрипло было. [Это какой-то голос сказал: «Ломай стену!»?] Да. «Ломай стену!» Я… а я сам, что я… говорю: «Какую?» И оно сразу пошло по пот… потолком, по углам, туда, туда кругом и пришло вот, остановилось вот здесь [показывает, что голос перемещался по периметру комнаты и остановился над дверью]. [У двери?] Возле шкафа, да. [А что это пошло?] Ну, звук этот. [Звук?] Да. Он идёт, а я за ним пошел. Остановился у двери, и все говорю: «Может, клад, – говорю, – где-то здесь?» [Да?] Да, а чего, всё может быть. Этой зимой было дело. И тут… появились женский голос, тоже: «Ломай стену!» –
На строительстве нового моста через р. Тихманьгу, в начале 1990-х гг.
