пышного царствования императрицы Екатерины Великой. В эти годы он фактически возглавил русскую художественную жизнь, являясь не только официальным, но, что не менее важно, и неофициальным законодателем русской художественной моды. По возвращении в Петербург Юсупов предстал перед соотечественниками человеком, которому полагалось подражать, у которого полагалось учиться.
Под руководство князя постепенно передавались все основные художественные заведения России. Если бы он получил еще пост Президента Императорской Академии Художеств, а она в конце ХVIII столетия пребывала в полном упадке, то Николая Борисовича смело можно было признать первым официальным министром русской культуры. Увы, министром культуры Юсупов оставался неофициальным – при русском Дворе такового министерства никогда не существовало, равно как и министерств вообще вплоть до начала XIX столетия. Для его появления пришлось ждать комиссаров, октября 1917 и преобразования наркоматов. Впервые мысль о неофициальной должности Юсупова – министра культуры высказал историк искусства А.В. Прахов, занимавшийся изучением и описанием Юсуповского собрания в конце XIX века. «Будь в его ведении еще Академия художеств, – писал Прахов, – и князь Николай Борисович стал бы министром искусств и художественной промышленности в России»[131].
Императрица Екатерина, обладавшая хорошим эстетическим вкусом, по большинству проблем развития художественной жизни России советовалась именно с Юсуповым, а проблемы эти волновали просвещенную императрицу ничуть не менее, чем восстание «дорого родственника» Емельки Пугачева или политические сплетни дворов Европы. Полагалось соответствовать культурному облику эпохи Просвещения, а равно и славе просвещенной правительницы. Этого императрица достигала не только собственным трудом, преимущественно эпистолярным, но и с помощью советников – их она, как правило, подбирать умела.
В 1788 году Екатерина отозвала Николая Борисовича из Европы. Он понадобился ей в Петербурге. Впрочем, заметная должность для него нашлась не сразу – царица приглядывалась к экс-посланнику, с которым в последние годы больше дружила по переписке, нежели лично. Она продолжала питать к Юсупову чувство искренней привязанности, своего рода женской дружбы, а Екатерина дружить умела, хотя настоящих друзей, а не просто знакомых, у нее имелось совсем немного. По возвращении из Европы князь постоянно бывал при Дворе, входил в интимный кружок царицы, который собирался в Зимнем дворце без особых церемоний. Ему, среди немногих царедворцев, разрешалось являться к Екатерине обедать без предварительного приглашения, запросто – Николай Борисович всегда оставался очень приятным, галантным в повседневном общении человеком.
Приходится еще раз повторить, что в огромном Юсуповском архиве документов ХVIII столетия, которые касаются личной жизни князя, а не вотчин и крестьянских недоимок, сохранилось совсем немного. Поэтому хронику жизни Николая Борисовича этого времени приходится в большей степени реконструировать по немногим достоверным сведениям и, увы, сплетням, что с наслаждением
Сб. Юсуповский дворец. Статья А.В. Прахова.
