в темно-синем кепи с белыми кантами шел с товарищем. Толпа задержала их, и они остановились подле Веры.
– Леонов, помнишь, – говорил румяный, полнощекий гимназист, – Аксаков на освобождение крестьян написал:
Слышишь, новому он лету
Песню радости поет:
«Благо всем, ведущим к свету,
Братьям, с братьев снявшим гнет!..»
Пророчество, Леонов! «Братьям, с братьев снявшим гнет!..» Я не я буду, если не брошу проклятую латынь и не удеру с войсками к великому князю, а там – суди меня Бог и военная коллегия, – победителей не судят. За братьев-славян!..
На деревянном мосту через Литовскую канаву молодой человек с пушистыми бакенбардами «под Пушкина», в черной шинели и помятой шляпе, говорил девушке в шубке, смотревшей на него с радостной улыбкой, обнажавшей блестящие ровные зубы:
– Константинополь, Марья Иванна, Константинополь!.. Слыхали?.. Мне кавалергардский унтер сказал – Константинополь. Там один Босфор – чисто арабская сказка Шехерезады!.. Великолепие турецкого султана. Какие у него янтарные мундштуки – удивлению подобно…
О войне, о ее жертвах, потерях, расходах, трудах, смерти и страданиях никто не говорил. Константинополь заколдовал всех. Вера то и дело слышала:
– Заветные цели русского народа…
– Конец туркам и их зверствам…
– Мечты Екатерины Великой…
– Со времен Олега и Святослава…
– Так довершить данные русскому народу свободы!
– Какая красота подвига!..
– Подлинно православная Христова Русь!..
Купе Вера нашла у Знаменской церкви. Выездной с высокой панели высматривал ее.
– Где ты пропадаешь, Вера? – возбужденно, блестя красивыми глазами, говорила графиня Лиля. – Одна в толпе… Хотя бы приказала Петру следовать за тобою.
Слезы бриллиантами горели на глазах графини.
– Ты слышала, Вера?.. Константинополь!.. Порфирий едет на войну. Сейчас это решилось… Великий князь разрешил прикомандировать его к штабу. Это подвиг. Вера!.. Твой дядюшка – герой.
В пылу волнения и счастья графиня Лиля уже называла Порфирия Афиногеновича просто Порфирием, и ни она сама, ни Порфирий этого не замечали. Порфирий скромно улыбался.
– Полноте, графиня, – говорил он, – войны еще нет. Вот папа говорит – и не будет. Сербам прикажут сидеть смирно. Черняеву ехать обратно…
– А, да ну вас! – замахнулась графиня перчаткой на Порфирия. – Ваш папа!.. Подумаешь – такой подъем!.. Несокрушимый… Константинополь!.. Трогай, Петр, до скорого, Порфирий, я еду к вам, все рассказать, как было, Афиногену Ильичу. Я думаю, и он поехал бы!..
Карета, скрипя колесами по снегу, покатилась по Знаменской.
XII
Вера узнала от Суханова, что на 6 декабря назначена сходка студентов на площади Казанского собора.
