когда каждый шаг стоит тебе немалых усилий.
Время от времени Мор доставал из своей сумки какой-то порошок и рассыпал его Защитникам под ноги, едва слышным шепотом произнося слова заклятья. Это помогало, и на время тело освобождалось от пагубного влияния тумана. Идти становилось легко и просто.
Но, к сожалению, эффект длился недолго, и совсем скоро члены отряда вновь сгибались под тяжестью злой магии. Сосуд же с чудодейственным порошком в руках шамана быстро пустел.
Иногда туман вдруг расступался, позволяя увидеть над головой мрачное серое небо и одинокую фигуру солнца на нем. Свет его был каким-то тусклым и будто бы ненастоящим.
Адоэль знала, что такое невозможно, но в те моменты, когда ее взору представало дневное светило, она чувствовала, как его лучи обжигали незащищенную одеждой кожу замогильным холодом.
Ощущала ангел этот холод и на своих крыльях. Каждый дюйм плоти покалывал, словно в него разом вонзали тысячу тысяч иголок. Если бы Адоэль была уверена в том, что без крыльев она не свалится наземь, лишившись чувств, то давно сложила бы их за спиной – лишь затем, чтобы прекратить эту пытку.
Даже меч в руках ангела как-то съежился – девушке чудилось, будто он заметно уменьшился в размерах. Она сжимала рукоять до боли в пальцах – хотела быть уверена, что он все еще здесь, вместе с ней.
Адоэль не отказалась бы сейчас от хорошей драки, даже несмотря на то, что она едва стояла на ногах. Будь то дикий зверь, разбойник, злой колдун, или даже спятивший от собственного могущества языческий бог – ангел хотела сойтись с ним в честном бою, чтобы грудь на грудь, сила против силы.
Так было заведено у человеческих наемников, и за это девушка всегда уважала их.
Сильный останется жив, а слабый – падет, пронзенный мечом или сраженный атакующим заклинанием. Никаких полумер, никаких компромиссов!
Возможно, Адоэль слишком идеализировала наемничий образ жизни. Ведь встречались среди их брата и проходимцы, а порой даже матерые злодеи. Но рано или поздно подобные личности находили смерть от рук своих куда более благородных коллег.
Укул, похоже, тоже разделял рвение ангела. Он рычал, низко нагнув голову, шерсть его стояла дыбом; с обнаженных клыков капала слюна, делая гнолла похожим на разъяренного хищника. Руки сжимали древко протазана, находясь в постоянном движении – гнолл был готов в любую секунду пустить оружие в дело.
Как и Адоэль, он хотел сражаться. Не ради победы, не во имя какой-то высокой цели или сакрального смысла. Просто сейчас, когда туман лишал его остатков сил, наружу рвалось то начало, что делало его воином; отточенные за годы боевые инстинкты, которые многие по ошибке называли жаждой крови.
Убивая своего врага, ты проливаешь его кровь – это неизбежно, такова жизнь. Но, чтобы любить сражения, чтобы жить войной, не требуется жаждать чьей-то смерти и страданий. Кровожадность – вовсе не обязательный атрибут воина, это свободный выбор, предоставленный всем и каждому.
Звериная натура
