я, до платформы. А потом направится в южную часть, а в восточную не пойдёт, как не ходил уже несколько дней. Боялся он этой территории, что-то нехорошее там творилось. Вроде бы всё как прежде, но пёс чуял неладное, в самом воздухе витала опасность. Порой пёс пересиливал страх, приходил по вечерам к восточной части деревни и принимался выть, пытаясь сказать людям: «Уходите отсюда пока не поздно! Уходите!..» Однако никто не прислушивался к его предостережениям.
Прибыла электричка.
На платформу вышел мужчина в короткой кожаной куртке поверх тонкого серого свитера, на шее виднелся краешек татуировки – гитара, опутанная колючей проволокой. Густые русые волосы, щетина на щеках, ямочка на подбородке – Борису не раз говорили, что он похож на Курта Кобейна и это сравнение ему поначалу льстило, а потом начало вызывать лёгкое раздражение – с возрастом всё меньше хочется быть на кого-то похожим, даже на кумиров юности.
Он медленно набрал полные лёгкие воздуха и с блаженной улыбкой выдохнул. Деревня Белая Даль. Подмосковье. Красота! Прелые ароматы осени и лёгкий запах креозота с железнодорожных путей. Каких-то двести километров от столицы, а словно другой мир. И небо как будто выше и воздух прозрачней. Борису вспомнились строки из старой прекрасной песни: «На дальней станции сойду. Трава – по пояс. И хорошо, с былым наедине, бродить в полях, ничем, ничем не беспокоясь, по васильковой синей тишине…» Впрочем, то была летняя песня, а сейчас октябрь. Травы по пояс сейчас уже нет, к сожалению.
А это что за рыжее чудо?
– Привет, Тузик! – поприветствовал он пса. – Или ты Мухтар?
Пёс завилял хвостом, но не подобострастно, а с достоинством, мол, рад видеть тебя, человек, кто бы ты ни был, вот только щенячьего восторга ты от меня не дождёшься.
Борис потрепал его по голове.
– Ну, как тут у вас, а? Всё по-старому?
Электричка тронулась. На синем указателе «Белая Даль» каркнула ворона. Пёс посмотрел на неё с недовольством. Не любил он этих крикливых птиц.
Проводив электричку взглядом, Борис мысленно сказал ей: «Прощай навсегда», не желая сейчас думать о том, что через неделю снова зайдёт в вагон и поедет обратно, в душные объятия мегаполиса. Поезд ушёл и унёс с собой суету. Ну и отлично, пускай катится куда подальше. Борису казалось, что в последние месяцы он глядел на всё, будто бы сквозь мутное стекло, но вот окно распахнулось и повеяло чем-то свежим, целебным, а перед взором, наконец-то, предстало что-то настоящее, живое. А всего-то нужно было решиться и вырваться из бесконечного однообразия. Решиться сесть в электричку, выйти на этой станции с покрытой трещинами и выбоинами платформой и двумя почерневшими от времени скамейками. Почему иногда так сложно сделать самое простое и естественное?
Впрочем, Борису сейчас меньше всего хотелось упрекать себя. Он ловко спрыгнул с платформы на присыпанные гравием шпалы, хотя чётко помнил правила, которые ему в детстве вбивали в голову бабушка, тётя Ира, мать и отец: «Не прыгать с платформы! Не подлезать под железнодорожным составом! Ну и, само собой, смотреть направо и налево, прежде чем переступить рельсы». Они все говорили, что в ближайшее время тут будет построен мост-переход через «железку», а пока нужно смотреть в оба.
Но мост не построили, а детские запреты утратили то категоричное «нельзя», которое раньше ассоциировалось с чем-то страшным. Например, с месивом из окровавленной шерсти и костей на шпалах – с тем, что осталось от несчастного, угодившего под колёса поезда, кота.
Борис поправил на плече лямку спортивной сумки и бодро зашагал через пути. Он смотрел на живописные клёны с пожелтевшей листвой и думал, что бабье лето Подмосковью особенно к лицу.
Пёс тявкнул печально ему вслед: не ходи туда, человек, там опасно! Но человек даже не оглянулся. Странные они эти люди. Их предупреждаешь, предупреждаешь, а они не слушают. А значит – быть беде.
С этой стороны железнодорожных путей располагалась лишь малая часть деревни, всего пара десятков дворов. Дом тёти Иры находился на окраине. А дальше – поле. Огромное ровное поле, за которым едва виднелась окутанная дымкой полоса леса.
Борис решил на днях сходить туда за грибами, и едва не рассмеялся: суровый в глазах фанатов рокер забросил подальше свою гитару, взял корзинку и пошёл по грибы. Он представил себе Эдика с его скандинавской бородкой, бас гитариста группы «День тишины», и вокалистку Ингу, расхаживающих по лесу в поисках подосиновиков и маслят. Представил и тут уж не удержался, рассмеялся. Некоторые вещи, сочетаясь, выглядят ну очень комично. Хотя, почему бы и нет? Вон Инга, к примеру, яростная валькирия на сцене, в обыденной жизни вяжет шарфики и рыдает над любовными романами. А Эдик игрушечных солдатиков собирает. Фанаты об этом и не догадывались. А жаль. Некоторые рок идолы выглядели бы человечней, если бы все знали, что они, например, пекут на досуге пироги или собирают гербарии. Или за грибами ходят.
Борис отвлёкся от этих мыслей,
