возможно – судебный процесс. Одним словом, скандал. Понятно, что д’Артаньяну нужно будет сделать всё, чтобы замять его. Поэтому он и поспешил остановить дерущихся, пока те не успели нанести друг другу серьёзных увечий.
Однако затем Жак вспоминал лицо гасконца и думал, что нет, с таким выражением глаз меньше всего думают о дуэли как о скандале.
Лейтенант действительно испугался.
И, перехватив шпагу де Ранкуня, по сути, спас д’Эстурвилю жизнь.
При мысли об этом у лионца пропадало дыхание, и хотя парень убеждал себя, что исключительно от благодарности, в глубине души знал, что чувство это скорее сродни тому, которое он испытал, когда д’Артаньян коснулся его рук. Благодарность, перемешанная с возбуждением, и только так.
Он растерялся вконец, потом разозлился, заставил себя не думать ни о дуэли, ни о лейтенанте, ни о прикосновениях его рук.
А очутившись на свободе, едва удержался, чтобы не броситься на поиски гасконца.
Сдержался чудом, убедив себя, что не готов к встрече, что ему просто необходимо вот уже час бродить по тёмным грязным улицам столицы, невзирая на голод и особенно мерзкую сырость, которая бывает только в самом начале весны.
Однако голод в конце концов пересилил, и д’Эстурвиль стал оглядываться, пытаясь понять, куда же он забрёл. Увидел вывеску «Сосновой шишки» – ага, он на улице Жюиври, неподалеку от собора Парижской Богоматери.
В таверне, как всегда, было многолюдно, и юноша поначалу даже решил, что придётся ему поискать другое заведение. Однако выходить назад, под холодный дождь, отчаянно не хотелось, а потому кадет всё-таки решил попытать счастья здесь.
Он прошёл через огромную кухню, где у гигантских размеров очага жарились телячьи языки, окорока, огромные куски говядины и баранины, а следом попал в большой зал. Здесь вдоль стен стояли столы, на которых плотными рядами выстроились бутылки, винные кувшины и тарелки, опустошаемые посетителями поистине с пугающей быстротой.
Д’Эстурвиль был в «Сосновой шишке» всего однажды и знал, что за ужин на шестерых, состоявший, например, из гигантской индейки, могли запросить пятьдесят су: это считалось дорого, однако клиенты, поломавшись, всё же платили.
Побренчав мелочью в кошельке, юноша убедился, что на миску похлёбки и кружку вина ему вполне хватит. Он стал пробираться в конец зала, стараясь не столкнуться с многочисленными танцующими, которые отплясывали контрданс и котильон под истошные вопли скрипок, дудок и кларнетов.
Все лавки были заняты, и лишь за последним столом, в самом углу, сидел одинокий посетитель. Человек расположился спиной к остальному залу, ясно давая понять, что не хочет, чтобы его беспокоили. Перед ним стояла бутылка вина, а вот место напротив было пустым.
К нему-то и направился молодой лионец. Попрошусь присесть, решил он: в крайнем случае, мне просто откажут… но вдруг повезёт?
– Простите за беспокойство, сударь, – начал он, добравшись наконец до заветного угла, – но я вижу, что за вашим столом есть свободное
