против Рипсик, я не знаю, но полагаю, что какой-то особой причины тут и не существовало, это просто были весьма националистически настроенные женщины, и им не нравилось, что какая-то «черная» чувствует себя в Эстонии как дома. Конечно, не все подруги были таковы, но ведь тон задают всегда те, кто злее, а моя мама легко поддавалась чужому влиянию. Особенно она прислушивалась к одной малообразованной, но очень авторитарной подруге, Рипсик эта женщина сразу не понравилась, она сказала, что «в ней есть что-то от ведьмы», и, по-видимому, антипатия была обоюдной.
Кончилось все грустно. Когда мы поженились, Рипсик стала маме тоже ставить иглы, мама была довольна, в ее возрасте болячек у человека хватает, а иглы помогали о них на какое-то время забыть. Так Рипсик лечила ее из года в год, но вдруг однажды, когда мама пожаловалась, что у нее уменьшился почерк и я посоветовал ей очередной курс, она отказалась: «Я больше себе иглы ставить не дам, твоя жена хочет меня убить». Я был ошеломлен – я уже знал, что от окружающих можно ожидать относительно Рипсик всякого, но чтобы моя мать… Наверное, мне не стоило рассказывать об этом Рипсик, но я не сумел сдержать своего возмущения и открыл ей все. Рипсик сразу догадалась, кто за этим стоит. «Это дело рук ведьмы», – сказала она.
Дальше все буквально завертелось. Мама пожелала лечь в больницу на обследование, я это устроил, и там ей поставили диагноз, вызвавший у Рипсик серьезные сомнения. Назначили лечение, но от него не было никакого проку, наоборот, состояние мамы стало стремительно ухудшаться. Воспользоваться знаниями и мастерством Рипсик мама по-прежнему отказывалась, я отвез ее еще к одной врачихе, увы, та лишь подтвердила поставленный в больнице диагноз и вместо того, чтобы послать к черту бесполезное, а может, и опасное лекарство, увеличила дозу. Теперь состояние мамы стало ухудшаться уже с катастрофической скоростью, она очень ослабла, мы поместили ее сперва в обычную больницу, потом в хоспис, и вскоре она умерла. Мы похоронили ее рядом с моим отцом, на большом семейном участке, и первые годы время от времени ездили на кладбище прибирать, ставить цветы… Но потом Рипсик заболела, мое внимание сосредоточилось на ней, и работы у меня всегда было по горло, так что на маму меня уже не хватало, тем более что участок, как я сказал, был большим, за ним ухаживали мои родственники, и можно было не бояться, что могила останется в запустении – но что верно, то верно, в течение нескольких лет я на кладбище не ездил. Только в последнее лето, когда состояние Рипсик стало уже отчаянным, я вдруг вспомнил о могиле и сказал: «Наверное, мама нам мстит за то, что я про нее забыл». Я собрался поехать на кладбище и с мамой «помириться», но тут пришло письмо от Писарро, и дальше у меня уже вообще ни на что времени не было…
Вернувшись в номер, я продолжил сортировку. Кремы я разделил легко, те, что для лица, естественно, оставил Гаяне, пускай выберет, что ей надо, а остальные отдаст подругам Рипсик, себе же взял кремы для рук и ног, у меня сухая кожа, и Рипсик часто
