Живой бог местного рок-н-ролла открывал для нас дверь в дивный мир музыки.
– Так что скажешь?
– К-к-конечно! Что от нас нужно?
– Послезавтра в пять в Текстили с инструментами на саундчек. И в афише что писать? «Без названия»?
Я всё еще не отошел от шока, и потому, позабыв посоветоваться с Птицей и ребятами, ляпнул наобум:
– Нет, напишите: «Льется песня».
Флинт засмеялся.
– А что, клёво. По-панковски. Только точно?
– Еще бы! Извините, а вы гитары нам не дадите свои? А то у нас плохие.
– Приносите что есть. Разберемся на месте. Давай, песняр, до субботы.
Птица, конечно, обиделся, но было поздно, да и некогда. Нужно было срочно готовить программу для концерта. На следующий день я поехал в Город и минут пять простоял, оглушенный, около афиши с надписью: «"Необитаемый остров", "Льется песня", ДК Текстильщиков, 15 сентября, 19.00». А потом сорвал листок со столба и спрятал за пазуху.
К Текстилям мы подошли на полчаса раньше, и вахтер долго не хотела пускать сомнительного вида подростков со странной ношей в руках. Мне удалось уговорить завуча выдать нам школьные инструменты – жуткого вида алые гитары «Аэлита». Чехлов для них не было, и мы завернули гитары в покрывала, обвязав бечевкой. Наконец к нам вышел Флинт и провел на сцену. «Остров» заканчивал отстраивать звук. Звукарь в кругленьких очках и с длиннющими волосами, до смешения похожий на Егора Летова, сразу же заявил, что наши гитары воткнуть не даст. Островитяне оставили на сцене свои, попросив не менять настройки. Это нас спасло. Гитариста просто била дрожь, когда он надевал на плечо ремень настоящего «Фендера», а басист минут пять не мог найти медиатор, который уже держал в руке.
Птица с музыкантами сыграли три песни, после чего звукарь сказал: «Достаточно, в гримерку дуйте». Флинт уже разливал водку. Через полчаса наше настроение улучшилось, мы перезнакомились с музыкантами «Острова» и трусили уже гораздо меньше.
– Ну всё, пора, – сказал Флинт, посмотрев на часы, чуть не опрокинув пластмассовый стаканчик с водкой. – Птица, ходь сюда.
Виталик подошел. Флинт сделал серьезное лицо.
– Ну, сын мой, благословляю, – вылил на голову Птицы водку, бросил стакан, а потом взял его за грудки двумя руками и резким движением разорвал майку. – Жгите!
Я плохо помню, что было дальше. Помню, как Птица чуть ли не подпрыгивал к микрофону, задрав голову вверх – высокий ведущий вечера поднял для себя стойку перед концертом. Как я сам влетел в толпу беснующихся у сцены панков, как поднимал к сцене козу, как Виталик орал: «Хой!», помню напряженное лицо барабанщика, зарядившего ритм в полтора раза быстрее, чем на репетициях. Помню, как спускался со сцены Птица, с всклокоченными волосами и опустошенным взглядом. Помню, как кто-то из зала закричал: «Льется песня!», и пацаны у сцены ответили ему радостным ревом. Это был успех.
За окном стемнело. После ужина я немного посмотрел телевизор в своей старой комнате и пошел в душ. Постояв под струей в желтой, проржавевшей у сливного
