и не улыбчивая, хотя по жизни хохотушка, каких не сыскать.
– Видела его глаза? – странный вопрос вынудил Любаву сбиться с шага. Боянка никогда не бывала серьёзной – обычно тараторила без умолку и потешалась над всем, что видела, а тут… будто подменила её нечистая сила.
– Глаза, как глаза, – буркнула княжна с неудовольствием, и тотчас вспомнила беспробудную серость, смотревшую в душу. – Парень как парень. И раны!!! – повысила голос, чтобы напомнить про жуткие порезы на теле незнакомца. – С таким не выживают! Помнишь, как батюшка привёз Сивака, которому в бок на ярмарке ножом пырнули? Во-о-от, – протянула знающе, непонятно кого больше убеждая, – так кровь и не смогли остановить, хотя порез был мелкий, да в живот… А у парня? – настаивала покопаться в памяти и видении. – Ранища! И не одна! Не жилец он, точно тебе говорю! – отрезала Любава и дальше зашагала, поджав упрямо губы. Хотя на сердце стало тяжко и скверно.
– Не говори ерунды! – рассердилась Боянка, нагнав подругу. – Он выживет! – заверила кивком. – Я за него Макошь буду молить! Все, что затребует, ей посулю, лишь бы парень выжил…
– Вот и рассудили, – легкомысленно улыбнулась Любава, скрывая смятение в душе, – выживет, себе и заберёшь! – И тотчас, чтобы боярышня не продолжила столь неудобный разговор, пихнула её в бок: – Побежали скорее! Переоденемся и проследим за Иванко и ребятами, а?
– Дался тебе этот Митятич, – скривила моську Боянка, однако за подругой поспешила.
Они быстро поля миновали, меж хоромин пробежали, шмыгнули в самый большой княжий сарай, где были запасены узелки с одёжой. Убедились, что никто не маячил поблизости. Вытащили холщовые штаны и рубахи, косы запрятали под шапки… и тут же обратились сорванцами.
Глава 9
5 лет назад
Твердомир Минской
Застонав, Твердомир открыл глаза – вернуться в жестокий мир боли и одиночества не хотелось. Но что-то требовало… заставляло сердце стучать. Уставившись в тёмный потолок, Тверд сосредоточился на ощущениях.
Что заставляло его жить? Что не разрешало перейти границу между миром мёртвых и живых?..
Ненависть и месть!
Вот два чувства, которые изо дня в день заставляли жить.
Месть! За убиенную семью, за отобранные территории, за свою честь.
Раны зажили, но боль… теперь она была неотъемлемой частью существования. Она пронизывала тело, словно молния небо. А потом расползалась по всем конечностям, следом принося неслыханное удовольствие от мягкости, ведь только так понимаешь, насколько хорошо, когда ничего не беспокоило. И каждый раз, выныривая из сна, оставалось ощущение – не приложи усилия, не цепляйся за явь – остался бы в нави навсегда.
С тех пор, как Тверд познал цену предательству и женскому коварству, он забыл, что умел улыбаться. Забыл, что умел радоваться. Забыл, что умел жалеть. Холод поселился в его молодое сердце, отражаясь колючими льдинками в серых глазах.
А ещё княжич себя убедил, что
