возмужавшем Тверд того тощего паренька, которого оказалось так легко пырнуть мечом в спину.
– Тебе чего? – хмельно икнул Шляпко, чуть покачнувшись.
– Убивать тебя буду, – безлико отозвался Твердомир.
– Чем? – гоготнул бывший дружинный.
– Руками, – прилетело холодное слово, и Шляпко изумлённо покосился туда, откуда раздался звук. Когда наткнулся взглядом на Богдана, в ожидании остановившегося между ближайших сосен и равнодушно взирающего на происходящее – тотчас перестал скалиться. На лице мелькнула тень осознания. Испуг, недоумение. Шляпко безотчётно отступил назад: – Э-э-э, мужики, – выставил ладони. – Т-Т-Тверд?.. – Мертвецки побледнел. Узнавание давалось с трудом и скрипом. – Княжич?.. Выжил значит? – спиной наткнулся на ствол дерева, и так вытянулся по нему, словно ища укрытия, желал с ним слиться.
Твердомир подошел впритык, чуть навис, ровно вглядываясь в водянисто-голубые глаза бывшего дружинника. Опустившегося, вонючего, грязного, растрёпанного, неумытого. Шляпко и без того по дереву размазывался, а теперь и подавно дёрнулся, предвидя жуткий конец, но младший княжич с равнодушием сомкнул пальцы на его шее, перекрывая доступ воздуха. Надавил, к земле пригибая. Мужик сопротивлялся, шлёпал по крепким рукам, вцепившимся мёртвой хваткой, отпинывался, ёрзал, но Тверд без труда ломал сопротивление. Он был гораздо сильнее. Опаснее. Безжалостней.
Знал, что убьёт. Не сомневался в исходе. Целенаправленно лишал жизни тварь, посмевшую когда-то предать его и его отца, ударив в спину.
Голубые глаза Шляпко выпучились, морда покраснела от натуги, губы посинели, моча тёплой струйкой текла по ноге, впитываясь в потрёпанные штаны, стоптанные сапоги и землю. Бывший дружинник судорожно вцепился в руки Твердомира, конвульсивно протанцевал в последней агонии пару секунд и вскоре обмяк.
Богдан спокойно глядел на подопечного. Младший княжич лишь брезгливо вытер ладони о штаны и с безмятежным видом отправился обратно к хижине, что притаилась в проклятых землях и ничейных территориях. Куда чужая нога не ступала, куда руки предателей не моги дотянуться. Туда, где нашли пристанище приёмный отец и младший княжич.
Тверд шагал прочь… вглубь леса. Огонь ненависти полыхал в его душе в полную силу, сжигая всё человеческое, оставляя звериное, страшное начало.
***
В свободное время Тверд много думал о Казимире, но ещё больше о Мирославе. После того, как Богдан с княжичем схоронились в лесах, новоиспечённая княжна Минского княжества не могла оставаться у власти и полноценно править одной. Так на вече порешили. Несчастное дитя, не успевшее вкусить счастливой жизни с Радомиром, но так отчаянно желающее быть хорошей и примерной. Она задурила голову всем. Своим невинным обликом, благодетельностью, послушанием и кротостью. Задурила головы так, что ни одна живая душа не усомнилась в её несчастной судьбе и коварно-предательской сути младшего княжича и его наставника. Их судили без суда. Обвинили бездоказательно
