в жизни страдания.
Дежурный отпер дверь в коридор с камерами, деловито отомкнул наручники и, пробежав руками по двум куцым карманам спортивных штанов, вытянул проездной, перочинный ножик и пару мелких банкнотов.
– В пятую камеру, – коротко кивнул он немолодому уже помощнику.
Тяжело лязгнул тяжелый железный засов, и Фролова впихнули в затхлую камеру, грохнув позади окованной дверью. Снова лязг засова и удаляющиеся к дежурке шаги.
Хорошо работают… Быстро и эффективно. Еще бы чуток помягче, но это мы уже привередничаем.
Саша облокотился о стену, не глядя на заинтересованно поднявшегося сокамерника, и блаженно растер промятые запястья. Как мало надо человеку для счастья, однако! Снятые наручники, горстка плесневелых сухарей после трехдневной голодовки…
– Чего вылупился? – прикрыв глаза, спросил он у стоящего над ним верзилы, похожего на масштабно уменьшенную модель Кинг-Конга. Явно действующую. Правда, Кинг-Конг никогда не носил белую майку с черной надписью «Yes!» на отвисшем брюхе, коричневые шорты и кроссовки без шнурков. Ума у гигантской обезьянки, видать, тоже было побольше, потому как сокамерник на вопрос отреагировал вяло, продолжая рассматривать Фролова, словно тот был выброшенным на берег дельфином.
– Сигареты есть? – басовито спросил верзила.
– Ага… Полный мешок. – съязвил Саша. – Где я их должен был спрятать, по-твоему?
– Ну…
– Баранки гну. Отвали! Видишь, человек не в настроении.
До верзилы доходило явно с какой-то задержкой, он протянул волосатую руку, намериваясь ухватить новичка за футболку, но тут же вскрикнул, словно коснувшись раскаленного утюга. Фролов коротко ударил открытой ладонью в вытянутые волосатые пальцы, да так, что у сокамерника хрустнуло аж до локтя. Тот взвыл, ухватился за руку и сел в самом дальнем углу, согнувшись от боли почти пополам.
– Убью гада… – прошипел он.
– Ага… – Саша сощурился, как мартовский кот на солнце. – Только к нотариусу сначала сходи, а то так и сдохнешь, завещание не составив. Кому же тогда достанутся твои распрекрасные штанишки?
Верзила умолк, только цыкал и постанывал, оглядывая опухшую руку.
Фролов потянулся, осмотрел разбитые ноги и отер ссадины наслюнявленной рукой. Сойдет. Хотя воняет тут гадостно, наверняка и злые бактерии водятся. Но мы им не дадимся так просто, мы их забьем до смерти могучим иммунитетом.
На противоположной стене проглядывалась заботливо выцарапанная надпись: «Генерал Дед ублюдок». Дальше другим почерком добавлено: «Падла», а еще чуть правее печатными буквами: «Петух». Саша усмехнулся, сорвал с кармана застежку «молнии» и доцарапал через запятую короткое слово: «Урод». Получилось хорошо, выразительно.
Свет от лампочки в коридоре пробивался в камеру через большое окошко из толстенного стекла, устроенного в двери. Другого освещения не было, но
