И пусть оно будет так, если существует хоть где-то какая-то высшая сила. Ведь всегда у всех есть выбор – упрощать или нет.
– Вперед, на выход! – взявшись за цепь наручников, скомандовал помощник дежурного.
Саша склонил голову и, морщась от боли в разбитых об асфальт ступнях, шагнул в коридор.
Они прошли до конца коридора, где напротив дежурки светился прямоугольник распахнутой двери в комнату для допросов. Это хорошо… Что-то куда-то движется, а это намного лучше, чем стоячее болото неопределенности.
Окон в комнате для допросов не было, только два прикрученных к полу стула в торцах длинного тяжелого стола да четыре лампы дневного света на потолке, одна из которых натужно гудела скрытым за ребристым пластиком нутром. Помощник дежурного усадил Сашу на стул и перестегнул наручники так, чтоб цепь проходила за крестообразной металлической спинкой. Теперь не вскочишь и ради спасения жизни… Старшина сунул ключ от наручников в кармар и молча вышел, оставив задержанного рассматривать облупленные стены со следами плесени и наслоений селитры. Вентиляция у них тут хреновая…
В коридоре мягко щелкнул электрический замок, отпирающий дверь дежурки, знакомый голос что-то наставительно буркнул, и тут же в комнату для допросов вошел Владислав Петрович – уставший, замученный, без очков и без папки, а рубашка расстегнута аж на две пуговицы.
– Ну что, зек… – с чуть заметной улыбкой вымолвил он, усаживаясь на свободный стул. – Попался?
– Во-во, – сморщил нос Саша. – По самые уши, Нос, блин, чешется, спасу нет. Почеши, а?
– Иди ты… – уже смелее улыбнулся следователь. – Я смотрю, тебя не сильно тут укатало, если не считать чуть помятого вида.
– Бывало и хуже, – пожал плечами Фролов. – За что хоть меня загребли? Выяснил?
– У меня, Саша, работа такая – выяснять-вынюхивать… Вообще-то, из-за ерунды ты влип, скажу честно, и если бы…
– Короче, – насупился Саша.
– А, ну да. Магнитофон Форсы помнишь, который ты в сквере разбил?
– Ну.
– А как зовут в миру этого Форсу не знаешь небось?
– Оно мне надо?
– Сейчас да. Потому что молодой человек по кличке Форса, несовершеннолетний, ученик девятого класса третьей школы, носит, согласно свидетельству о рождении, гордое имя Константин Дед.
– Что?!
– Что слышал. Это родной и горячо любимый племянник нашего генерала. Сын его младшего брата. Каково?
– Лихо, – невесело вздохнул Фролов. – Теперь я верю, что тот магнитофон стоил сто баксов.
– Тебе от этого легче?
– Не очень-то…
– Вот и я о том. В принципе, твое задержание было формальностью. Просто Дед распсиховался, что ты его племяша уделал, и приказал задержать как можно более жестко, до выяснения обстоятельств. Ничего
