запах камня с добавками гнилости, потом вызрел запах нечистот, а затем заболела голова. Не просто заболела – раскололась на тысячи болящих частей, а еще и темно, хоть глаз выколи…
«У-у-у», – мысленно простонал Вовчик и открыл глаза.
Лучше бы он этого не делал. Перед взором расплывалось, двоилось, троилось, а голова затрещала еще сильней, хотя казалось – куда уж больше.
– А-а-а, – простонал в голос.
Снова закрыл глаза, обхватил голову, на ощупь прислонился спиной к стене и застыл, пытаясь унять расшалившуюся черепушку. Какие мысли? Тараканов бы успокоить, скребутся в мозгах, как неизвестно что. Больно, мерзко, противно. Понятно, что в заднице, но неизвестно в чьей. Простите, в какой.
Когда взгляд прояснился, побывавший на нарах Вовчик понял, что никакая это не ментовка. Разве бывают обезьянники или камеры ИВС из плохо отесанного камня, с гнилой соломой и глиняной вазой-парашей? Свет шел через деревянную решетку от висящего на стене… масляного светильника. Фитиль горел над маслом, потрескивая и нещадно коптя. Стеклянный колпак, похоже, не был предусмотрен в принципе. Понятно, что в стране, мягко говоря, не ахти, но не до такой же степени!
«Попал… да кто ты такая, кукла размалеванная?»
Он сознательно кривил душой, прекрасно помня, что косметики на ней не было – специально обращал внимание, еще удивился тогда. Так легче, обзываясь. А то факты совсем неутешительны. Баба в старинной белоснежной одежде, к которой не пристает грязь, появляется внезапно и вся светится. Одежда похожа на кино про Древний Рим, но не кино – это точно. Касается (со злостью!) глупой башки бывшего детдомовца, и вот, пожалуйста, – каменная камера, масляный светильник, солома. Приплыли. В том, что это реальность, данная нам, так сказать, в ощущениях, – не усомнился ни на секунду.
«Все, факты кончились, хватит ломать голову. Живой – славненько. Сижу в тюрьме – плохо. Но раз оказался здесь, значит, можно и обратно. Ничего, объяснят, что к чему и почем. Пободаемся! Интересно, когда здесь кормят? – Живот возмущенно заурчал, требуя жрать, жрать и жрать. – Сутки не евши! Лидка – сучка», – с этой мыслью подошел к деревянной решетке, попробовал на прочность – не сломать.
– Эй! Есть тут кто! Когда баланда, начальник! – заорал во весь голос.
Ни ответа ни привета. Что есть силы заколотил по решетке и заорал еще громче:
– Народ! Люди, ау! Жрать давай!
Через минуту такого гомона к решетке наконец соизволил подойти вертухай. Вовчик на секунду обомлел. Под метр девяносто, широкоплечий, длинноволосый детина, одетый в мешок с дырками для головы и рук. Мешок едва доходил до колен. На голых ногах сандалии, привязанные к щиколоткам хитрыми ремешками. Небольшое брюшко перетягивал широкий кожаный ремень с непонятными опять же кожаными висюльками. Злое лицо не предвещало ничего хорошего, а тяжелая дубина в здоровенной ручище делала злое выражение лица еще убедительней.
– Понял,
