синеглазке.Каждый думал: «Это было не со мною,
Знамо, это было что-то неземное»…
И на миг забыли люди про войну.
Про свою пред Богом вечную вину.
Садовое кольцо. Лето 44-го
Они напали на мою страну,
Мечтали захватить мою столицу.
В расцвеченном знамёнами строю
По ней пройти мечтали Гансы, Фрицы.
И вот они в Москве. Сбылась мечта
В Москве, служившей их заветной целью,
Они бредут, как стадо. И молчат.
Бойцы конвоя – вдоль колонны цепью.
Они идут, понуро опустив
Бесцветные затравленные лица.
Весёлого «Хорст Весселя» мотив
Теперь не прозвучит для Гансов, Фрицев!
Вдоль улиц – сотни, толпы москвичей.
А в первый ряд толкают ребятишек:
«Глядите на кровавых палачей!
Уже победа близко! Немцам – крышка!».
Прошаркала колонна, а за ней
По следу – поливальные машины,
Чтоб вытравить их след, как травят вшей,
Как сор метлой метут из нор мышиных.
Я помню, будто было всё вчера:
Вели фашистов пленных по Садовой.
Смотрели молча. А в душе: «Ура!
Конец пришёл затее их бредовой!».
Потом штандарты вражеских полков
Швыряли у подножья Мавзолея.
А гордый стяг страны большевиков
Витал, над Красной площадью алея.
Фильм по роману Василия Гроссмана «Жизнь и судьба»
Ещё хранящая тепло ушедших в бой землянка.
Ещё в печурке теплятся уголья и огонь.
Натянут провод. Сохнут чьи-то серые портянки.
От них исходит то ли свежесть, то ли вонь
В углу – топчан, небрежно застланный соломой.
Её прикрыла наспех плащ-палатка. А на ней
Как этой жуткой жизни искалеченной обломки —
Тела сплетённых в жаркое объятье двух людей.
Они решили в эту чуть затихшую минуту
Уйти от фронтового злого ужаса в любовь.
Они не знали в этой узкой, смрадной, тёмной мути
Землянки, доведётся ли им повстречаться вновь.
Но не пришлось загадывать о следующей встрече.
Вспахал землянку бешено крутящийся фугас.
Они горели заживо в последний в жизни вечер.
И прежде, чем их разум окончательно угас,
Была она единственной убийственно простою
Мысль общая, пришедшая на ум обоим им:
«Как хорошо, что он не увидал меня такою»,
«Как хорошо – она меня не видела таким».
Два рога серебрящегося в чёрном небе месяца
Увидели лишь крошево костей в кровавом месиве.
Василий Тёркин
Под дождём блестит асфальт арбатский.
По Тверской кружится жёлтый лист.
Под зонтом с авоськой – ныне штатский
Бывший батальонный баянист,
Тяжкий путь прошедший до Берлина,
Три кирзы стесавший о бетон,
Медленно несёт пакет кефира,
Чёрного буханку и батон.
Помнит,
