1120 изданий тиражом 176,4 миллиона, Л. Толстой – 2191 издание тиражом 408,8 миллиона, М. Шолохов (с 1951 года) – 826 изданий тиражом 103,6 миллиона. Однако именно этих авторов Госкомиздат собирается и в ближайшие годы издать по безлимитной подписке разовыми многомиллионными тиражами.
Такова нынешняя практика «руководства чтением», нормирования одной и поощрения какой-то другой части литературной и научной культуры. Пусть даже она исходит из благих побуждений дать «самое лучшее» (разговоры управленцев о том, что доля хороших книг будет больше, если в целом книг выпускать меньше, велись с 1920-х годов постоянно, всякий раз приводя к печальному результату: как будто можно сделать воду чище, сузив трубу!), но на практике эта политика воспитания читателя оказывает угнетающее воздействие на культурный процесс, блокируя и деформируя его развитие не только сейчас, но и в будущем. Основа подобной практики – представление о качественно различной природе разных «видов» человека. Одна часть людей якобы обладает полнотой культуры и наделяет себя полномочиями руководить, править, награждать и лишать, другая будто бы пребывает в состоянии дикости и бескультурья. Это масса, состоящая из читателей, не обладающих никакими характеристиками, кроме одной – способности воспитываться. Но ведь именно такой читатель-недоросток, которого система предполагает в качестве объекта воспитания, ею самой и воспроизводится и социально, и идеологически.
Его нельзя обнаружить нигде вне стен массовой библиотеки и рамок массового книгоиздания. Здесь он в широком масштабе воссоздается как начальная точка культурного отсчета, здесь он формируется в его единообразии и некомпетентности, здесь задается как «чистая доска» и доводится до необходимой кондиции «активного», «разностороннего» и тому подобное; формула человека представляет собой схему работы институции от начальной фазы до конечного выхода, а сам институт воплощает существенные моменты административной организации общества. Оперирование репертуаром названий и тиражом разрушает нормальный порядок воспроизводства общественной жизни в ее реальном многообразии. Производя недоступное и ненужное, система умножает недоданное: она выпускает не столько книги, сколько собственные долговые обязательства.
С другой стороны, столь же неотъемлемым признаком существующей издательской системы является – при обращении к как можно менее подготовленному, но заждавшемуся и благодарному читателю – невнимание к потребностям экспертной группы знатоков и специалистов, «перескакивание» через них. Определенные книги и авторы при этом длительное время не издаются, что добавляет им символический потенциал. Книга, которую и при малом тираже могли бы достойно оценить носители литературной культуры, отлеживается, чтобы затем, уже в ином ранге (дефицита, роскоши), в другом типе издания (серийном или подарочном) быть переданной иным социальным средам.
В наше время сохранение подобного положения ненормально.
