самых спрашиваемых авторов. Изменилось отношение и к публицистике: невероятный ранее успех статей Н. Шмелева, А. Стреляного, Ю. Черниченко, Г. Лисичкина, Л. Попковой, В. Селюнина и Г. Ханина и других (читатели требуют издать их вместе отдельным сборником) говорит о характере потенциальных запросов, не могущих быть удовлетворенными в условиях нынешней издательской системы.
Поэтому эффективной может быть только политика издательств, ориентирующихся на интересы и потребности разных читательских групп и лишь постольку могущих влиять на них существенным образом, готовить этот спрос, предлагая читателям то, чего еще не было в литературе и науке.
Мы отвлекаемся от многих других барьеров и фильтров, встающих на пути автора, – борьбы групп и течений в литературе, научных разногласий, идеологических проблем, но уже одна эта, проводимая систематически тактика нивелирования и обезлички через некое вполне обозримое время – 8–10–15 лет – обеспечивает любой сфере науки и культуры состояние тихого болота, поскольку воспроизводятся нормы и стандарты того уровня интеллектуальной культуры, который соответствует периоду становления человека как редактора или редактора как профессии. Как бы ни был этот уровень высок когда-то (а он, как правило, весьма низок), со временем он неизбежно снижается – и редактура сводится к тиражированию повторений, эпигонства, умственной и словесной рутины. Идет плановое производство той «серятины» и «пошлости», которые в последнее время стали предметом кокетливого гражданского негодования в литературе и науке.
Так, без какой-то чужой злой воли социальные механизмы организации литературы и науки только в одном их узловом моменте – при переводе идей и чувств как результатов индивидуальной работы в формы письменной культуры – блокируют инновационные структуры, создающие динамику интеллектуальной жизни. Понятно, что такие условия чрезвычайно выгодны редакторско-издательским работникам как социальной корпорации, появившейся, заметим, именно в ходе централизации книжного хозяйства и имеющей свои собственные, отличные от других групп интересы, поскольку редактор-литправщик превращается тем самым в «царя горы». То, что попутно усиливается, выкармливается определенный тип авторов, с которым кооперируется и вступает в союз издательско-редакторская служба, кажется понятным и так. Только этим можно объяснить иначе кажущееся иррациональным удлинение цикла редакционно-издательской работы с рукописью – 3–4 года. Вспомним для сравнения короткий публикационный период пушкинской поры или 3–6 месяцев работы в зарубежных издательствах. Постоянно растут также производственные и технологические расходы, и все это сказывается на стоимости книги.
Редактор к тому же парализует авторское право на индивидуальность, апеллируя к некоему обобщенному и почему-то всегда малограмотному читателю. Его требование звучит примерно так: «Нам нужно как можно проще, без этого,
