собственной позиции. Нет, они входят именно как «наследие», пускай с некоторыми оговорками, но все-таки в статусе «лучших» образцов. И эта специально приглушающая пометка очень важна как для восприятия вводимых авторов этим новым читателем, так и для характеристики группы преемников наследия. Как писал В. Шкловский, литературу надо социально разгрузить, чтобы сделать классикой.
Следующая за репродукторами группа – это нынешняя публика, которая впервые получила из рук лидеров вторичного процесса все то, что теперь называется «лучшими страницами поэзии и прозы XX века». Чем шире разовый объем аудитории, тем у́же набор публикуемых авторов, их произведений или отрывков. Можно прикинуть масштаб если не всей группы таких читателей, то ее верхушки, скажем, через тираж «Огонька», на страницах которого состоялось самое массовое приобщение широкой аудитории к стихам поэтов и картинам художников, только что бывших эзотерическими, обращавшихся в узком кругу.
Новую аудиторию «Огонька» можно оценить в 4–5 миллионов читателей. Рядом с ними – на порядок меньшая, но столь же многого ожидающая от новой ситуации группа тех, кто слышал или читал о Б. Пастернаке или М. Цветаевой, знает об их книгах, но не имел их и теперь претендует на обладание «Избранным». Проблема этой группы – именно книга, книжный экземпляр (а соответственно и тиражность). Здесь ждут не двух-трех стихотворений в «Огоньке», а двухтомника, желательно в хорошем, авторитетном издании, например, в «Библиотеке поэта». Ждут книг «серебряного века» русской литературы, но уже с несомненной маркой литературной классики и «научной» добротности.
И, наконец, последняя группа, которая только включается в культурное время, это те, кто ориентируется на канал поступления, на издание – серию, «библиотеку» и в этом смысле на тип авторитета, стоящего за каналом распределения, как бы эти авторитеты ни различались. Для них смысл новизны в том, что книга появилась в серии, скажем, «Жизнь в искусстве», «Мастера зарубежной прозы», «Библиотека фантастики». Отчасти такова аудитория массовых журналов, привязывающих публику к каналу регулярного поступления. Для этих двух аудиторий «новое» – синоним разрешенного.
Близки к ним, хотя и отличаются в некоторых отношениях, и подписчики собраний сочинений, абоненты «макулатурной серии». До них, если мерять новизну ситуации теми же символическими именами, Б. Пастернак может дойти в ближайшее время не в виде «Доктора Живаго» или тома в «Библиотеке поэта», а, скорее всего, в качестве трех-четырех стихотворений в книге, которая будет называться, например, «Русская муза XX века» и попадет к ним в качестве приложения к журналу, подписки. Здесь значима прежде всего социальная организация доступа или представляющая ее персона и лишь потом и много меньше – имена авторов, публикаторов или, скажем, художника. Для тех, кто в социальном смысле беден, кто лишен доступа к особым, неформальным каналам распределения книг – будь
