кардиналу Валенсии, предстояло взойти вслед за отцом по ступеням собора Святого Петра и занять трон. Никого так и не обвинили в убийстве любимого сына Папы Римского, поэтому слухи множились с невероятной быстротой.
Анджела ударила по кремнию и зажгла свечу на прикроватной тумбочке. Наклонившись ко мне, она взяла мои руки и прижала к коленям.
– Доната, я хочу быть твоей подругой, – сказала она, серьезно глядя на меня. Я заметила на ее лице следы усталости. – Ты хорошенькая, сообразительная, можешь преуспеть при дворе. Но есть вопросы, которые ты не должна задавать. Иногда ты будешь видеть такое, о чем лучше помалкивать. Что касается Хуана, – она распрямилась и заговорила беспечно, словно это убийство не было окутано тайной, – то виноваты Орсини. Они задумали месть с тех пор, как дядя Родриго заточил в тюрьму Вирджинио Орсини за то, что тот переметнулся к французам в 93-м году. Вирджинио так и умер в тюрьме. Орсини были уверены, что дядя Родриго приказал убить его, поэтому отомстили убийством Хуана. Счет теперь равный, все закончилось.
Разумеется, счет не был равным, вендетта никогда не заканчивается. Не знаю, верила ли сама Анджела тому, что говорила, или просто старалась меня успокоить. Как позже оказалось, давнишняя вражда Борджа и Орсини повлияет на мою жизнь, но не сейчас. Не сейчас.
Анджела помогла мне раздеться и уложила в кровать. Тюфяк, набитый шерстью и конским волосом, показался мне мягче пуха, так болел живот и кружилась голова. Подушив розовой водой за ушами из маленького флакончика на тумбочке, Анджела сказала, что возвращается на танцы, и пожелала мне спокойной ночи.
– Свечу унесу, – предупредила она.
В комнатушке, которая теперь была моим домом, внезапно стало темно, и я погрузилась в глубокий, спокойный сон. Когда Анджела вернулась – не знаю.
На следующее утро мне не нужно было прислуживать донне Лукреции, но после дневной трапезы меня позвали в маленький зал, где она обычно проводила частные аудиенции, с окнами, выходящими на собор Святого Петра. Похоже, донна Лукреция почти не спала: лихорадочные пятна на скулах были похожи на плохо наложенные румяна, а глаза поблескивали, как лунный свет на дне озера. Она куталась в меховую накидку, но все равно ее знобило, и я подумала, не подхватила ли она простуду. Рядом с ней сидела донна Адриана. Именно она начала беседу, подрагивая от возмущения скулами.
– Моя невестка, донна Джулия, была разочарована, что ты отсутствовала на ее последнем вечере.
Я наклонила голову, чтобы дамы не заметили, как я раскраснелась.
– Также разочарован был и Его Блаженство, мой отец, – добавила донна Лукреция ледяным тоном, – почтивший нас своим присутствием.
– Что ты можешь сказать в свое оправдание, девушка?
– Мне искренне жаль. Я не привыкла к вину и таким плотным блюдам, да еще вчера было столько переживаний… Этого больше не повторится.
Воцарилось молчание. До нас доносились приглушенные
