показалось, будто рука дона Микеле чуть подвинулась к рукояти одного из кинжалов, висевших у него на поясе.
– Мадонна?..
– Иди, Доната. Так как сестра Осанна должна сопровождать нас в Феррару, у тебя будет еще предостаточно возможности извлечь для себя пользу из ее святости.
Я взглянула на Чезаре, пытаясь понять, какой эффект произведет на него эта новость, но, видимо, он отнесся к сестре Осанне, как к обыкновенной монахине, ничуть не лучше любой другой, что повстречалась бы ему на улице или в Ватикане, в залах аудиенции. Сунув мою руку себе под локоть, он принялся обсуждать ставки с доном Микеле, а я была предоставлена самой себе и наслаждалась теплом его тела, пока он вел меня по многочисленным коридорам и лестницам. Вскоре мы пришли к маленькой незаметной двери. Дон Микеле открыл ее ключом, который передал ему Чезаре, и отошел в сторону, пропуская нас. Чезаре пригнул голову, чтобы не стукнуться о косяк. Прямо из низкого извилистого коридора в самой старой части дворца Санта-Мария мы шагнули в похожую на пещеру, пропитанную фимиамом базилику, прохладную и тихую, если не считать едва слышных шагов священников, готовящих следующую службу. А теперь к ним присоединился звон шпор Чезаре и дона Микеле и мои собственные шаги, когда мы пересекали неф. Пройдя за алтарь, мы оказались у второй небольшой дверцы, ее закрывала ширма с изображением триптиха «Муки святого Петра».
– Сколько часов я провел на коленях в этом месте, – заметил Чезаре, роясь в кисете, висевшем на поясе. – От одного воспоминания они начинают ныть. Тебе известно, что я когда-то был кардиналом?
Еще бы! Весь Рим гудел, обсуждая скандал, и нигде так горячо не спорили, как в классной комнате монастыря Святой Клары, когда после убийства дона Хуана Чезаре отрекся от религиозного призвания, чтобы занять пост брата во главе папских войск.
– Только время зря потратил, – добавил он, покачав головой.
Но прежде, чем я успела спросить, что он имеет в виду, ключ нашелся и вторая дверь открылась. Потянулась еще череда лестниц и коридоров, но уже лучше освещенных, чем в Санта-Марии, с мраморными полами и гобеленами на стенах. Я предположила, что мы в Ватикане, и через несколько секунд мы шагнули из окна второго этажа на короткий мостик, ведущий к трибуне, установленной перед дворцом для Папы Римского и его гостей.
Когда мы появились на трибуне и остановились рядом с троном, толпа взревела так дружно, что этот рев ударил мне в грудь, чуть не выбив из меня дух. Зрители стояли плотной толпой за деревянными ограждениями и ждали начала состязания. Под напором тех, кто оказался напротив трибуны, доски стали выгибаться и трещать. Гвардейцы в ливреях Чезаре взяли наперевес алебарды, готовясь отразить прорыв. Лезвия топориков поблескивали в лучах холодного зимнего солнца. Вся огромная площадь пылала знаменами с гербами Борджа и Эсте, из каждого окна, с каждого карниза свешивались разъяренные быки на шелке и белые орлы, кружившие над добычей. Над нашими головами бился и шуршал на ветру балдахин в алую и золотую полоску. Я огорчилась, что
