съесть меня, или Микелотто с кинжалом. Я не боюсь, я уже поражена чумой, разорвана на куски, заколота в самое сердце».
– У герцога Валентино… редкое чувство юмора, – многозначительно и в то же время сдержанно произнес Господь.
Я взглянула наверх и увидела оригинальное золотое украшение в виде лягушачьих лапок, держащих натянутый лук со стрелой. Я моргнула, и оно сменилось карими глазами юноши с трибуны. Нет, это не юноша, сказала я себе, покрываясь по́том ужаса, а Фьямметта, с длинными красивыми ногами, безукоризненность которых подчеркивал дублет и длинные чулки. Фьямметта провела пальцами в перчатке вдоль лезвия изящного кинжала, висевшего у нее на поясе, и рассмеялась.
Больше я ничего не помнила, а когда очнулась, то оказалось, что лежу в собственной постели, рядом со мной сидит Анджела и держит на коленях дымящуюся чашу с пахнущей сгнившими листьями жидкостью.
– Выпей, – велела она.
– Нет.
– Ты потеряла сознание. У тебя начались месячные. Это поможет.
– То, что пахнет так отвратительно, не поможет. – Я вспомнила раздавленные очки Эли, ногу карлика в штанине, похожую на кусок мяса, завернутый перед варкой, полную жестокости маленькую речь Чезаре, Фьямметту… Вероятно, сейчас он с ней, посмеивается надо мной, а сам медленно стягивает чулки с ее изумительных ножек, оглаживая кончиками пальцев белые бедра… – Мне уже ничто не поможет.
Анджела со вздохом взяла с ночного столика сложенный пергамент.
– Вот. Недавно пришло.
Она сердито поджала губы, пока я вскрывала записку, проводя большим пальцем по тисненой эмблеме. Бык, ключи, лилии.
«Прости меня, – писал он. – Я был сам не свой. Меня расстроила монахиня, которую привела сестра. Иногда меня одолевает болезнь. Ты меня поймешь, ты тоже сама не своя.
Валентино».
– Знаешь, как он теперь тебя называет? – спросила Анджела, отобрала у меня письмо и прочитала, покачивая головой: – Виоланта, нарушительница обещаний.
– Неужели? – Мне понравилось это красивое слово с не очень красивым значением. – Вот у меня и появилось прозвище. Как ты и хотела.
Глава 5
Рим, Богоявление, 1502
Я всегда знал, что не смогу без тебя жить. Это так же верно, как то, что солнце встает на востоке, или то, что у меня по пять пальцев на каждой руке.
– Хочешь, я выложу тропинку блестящими камушками, Лукреция, чтобы ты нашла дорогу домой?
Донна Лукреция слабо улыбнулась мальчугану, прозванному Дитя Рима, и погладила его бледную щечку, блеснув перламутровыми розовыми ногтями. Вчера вечером мы целый час занимались ее маникюром, делали для ее рук ванночку из отвара крапивного корня, массировали их лосьоном, настоянным на лепестках роз, полировали ей ногти жесткой тканью. Можно подумать, ворчала Анджела, растирая затекшие колени, что
