Тюремный хозблок и баню подготовили для нужд лагеря. Военнопленные не работали, но островитяне нередко брали их для домашних работ за продукты, курево, бывало, и за рюмку водки. Красных командиров отправляли к «хозяевам» – пилить дрова, таскать тяжести, подправить коровник или коптильню. Многие военнопленные, особенно те, кто был из крестьян, с охотой соглашались на «трудовой фронт», все лучше, чем просто сидеть в четырех стенах. Да и лагерная пайка многим казалась маловатой. Война для маленькой Финляндии, которая дерзнула сопротивляться колоссальному Советскому Союзу, стоила невероятных экономических затрат.
На помощь коменданту Леннарту Хольмквисту для охраны лагеря вызвали резервистов – несколько десятков немолодых шведов и говорящих по-шведски финнов, да еще отставных полицейских, которых призвали на службу. Все они считались «добровольцами» и служили в «частной охране», а не в регулярной армии. Для них в замке оборудовали специальное жилое помещение – также поставили «буржуйку» и нары, одноярусные.
«Буржуйки» топили углем, который привозили кораблями с материка. Военнопленные придумали обкладывать печку камнями, чтобы они аккумулировали тепло. Но если ветер был сильный, барак все равно выдувало. Поэтому военнопленные постоянно ходили в шинелях…
– Нашего лепилу ночью куда-то водили, теперь отсыпается, – сказал конопатый и долговязый парень, по виду лет двадцати пяти.
– Запомни, Данила, старший военфельдшер, а не лепила, – шепотом произнес коренастый широкоплечий мужик средних лет в военно-морской форме, только без отличительных знаков, – Альберт Валерьянович устал, ему надо поспать, не шуми, пожалуйста.
– Ты, Броненосец, лучше сюда глянь, – Кривошапкин показал на набитую соломой подушку Шпильковского – из-под нее торчал сверток.
– Тихо! – сказал краснофлотец.
Он нагнулся над военфельдшером и засунул сверток дальше под подушку, чтобы со стороны не было видно.
– Надо было посмотреть, что в нем, – скривился Данила.
– Цыц, парень. Потом Валерьянович нам сам все расскажет. Что-то заработал, значит.
К краснофлотцу и Даниле Кривошапкину подошел человек. Про таких говорят – шкаф: квадратный торс, мощные бицепсы, пудовые кулаки. У него был злой, всегда недовольный взгляд исподлобья.
– Что там у вас? – пробасил он.
– Ничего, Никанор, – ответил краснофлотец.
– Э, ты, Бронислав, не виляй… Что с Валерьяновичем?
– Да что – спит, не видишь, что ли? – встрял Данила.
– А где он ночью был? – не переставал донимать Никанор.
– Кто его знает. Проснется, сам все расскажет. Не переживай.
В это время Шпильковский вдруг открыл глаза.
– Капитонов, – обратился он к Никанору, – ты можешь так не греметь? Дай поспать.
Военфельдшер засунул ладонь под подушку, почувствовал, что сверток
