плохо освещенный пустой коридор. Робинсон медленно открыла дверь и посмотрела в щель. Никого. Под ногами лежал плотный желтый конверт. Кет осторожно пнула его краем ноги и прищурилась.
– Не слишком тяжелый для бомбы. – Пробормотала она. – Надеюсь, ты не с сибирской язвой. – Сказала она, закрывая дверь.
Она быстро посмотрела на диван, на котором по– прежнему сидела, рассматривая потолок, Рейчел и протяжно выдохнула.
–что за черт?! – Кетрин почти выронила открытое письмо, полученное от незнакомца и быстро набрала телефон.
– Марлини! Ты нужен мне! Срочно!
Она даже договаривать не стала, бросив трубку, и посмотрела на отвлекшуюся дочь.
– Милая, – почти плача, закусила губу Кетрин.
***
Первая вылазка. Вы думаете, что запомните ее на всю жизнь, а на самом деле вы не вспомните даже лиц солдат, упавших рядом с вами от пуль врагов.
– Рядовой Робинсон! Рядовой! – Сержант окликнул меня. Я с трудом увидел руку, машущую мне, через дымку напалма.
– Здесь, сэр. – Крикнул я, поправляя шлем.
– Рядовой Робинсон, – ко мне обратился лейтенант, которого я до этого дня еще не видел с такого близкого расстояния. Им оказался еще достаточно молодой мужчина с высокими висками и серой щетиной. Его лицо было покрыто густой липкой грязью, а глаза мутными, будто туман проник и под его роговицу. – Вы отправляетесь в квадрат девять вместе с сержантом Алекс. Он все объяснит.
Я только кивал, всматриваясь в лицо лейтенанта, и, почему-то, глупо улыбался.
– Есть, сэр. – Ответил я, когда Фарето спросил, понятно ли мне задание.
– Идите!
Квадрат девять располагался сразу же за деревней, которую мы безуспешно осаждали уже несколько часов. Это был маленький пятачок, отвоеванный нами еще сутки назад. Наши ребята, расстелились там, в ожидании новых указаний, не терпеливо пытаясь прорваться на помощь своим на других рубежах.
Наше задание заключалось в том, чтобы пробраться к партизанам, засевшим в деревне и заставить их сдать пункт. Я был единственным новичком в группе и парни, конечно, недоверительно отнеслись к моему назначению. Я и сам не понимал, почему Алекс выбрал меня. Он так никогда мне этого и не объяснил.
Я с трудом помню, как мы прорвались через оцепление вьетнамцев, но меня тогда сильно пришибли по голове и все остальное я видел через тонкую пелену собственной крови, сочившейся из раны на моей голове. Только крики моих ребят, вопли Алекса, ругательства рядового Данхема и хриплый крик раненного Ника Картера, получившего осколок в живот. Мы были просто муравьями, раздавленными тяжелым вьетнамским небом.
Думаю, что я просто захотел забыть. Кто-то из раненных солдат, судя по хрипам в легкие, в бреду бормотал: «Расплата придет, расплата придет, расплата придет». Я посмотрел на него и снова оглянулся, ища глазами сержанта. Расплата придет, но я никогда не думал, что моя дочь будет платить эту цену.
***
– Ты знаешь, кто принес это?
