кончаются: выздоровлением, ремиссией или смертью. Не худшее занятие, между прочим. Хожу в медицинском халате. А ведь могла оказаться фасовщицей товара в ночь в захолустном магазинчике. Или шалавой. Я ничего о себе не помнила!
– А сейчас? – промямлила Аня, вжавшись в стену. Чижик вновь напугала ее. Только что Анчутка жаждала стереть память о Друвисе и родителях, а увидев мир глазами потерявшей память девчонки, уже не хотела жизни в неизвестности, доверяя чужим словам о своем прошлом.
– Ко мне память не возвращается, – посетовала Чижик. – Я помню всякие науки, и даже испанский язык! А о себе почти ничего. Лишь последнее время перед лечебницей, и квартиру. Ориентируюсь по ощущениям. Скучно мне здесь. Кино раз в неделю, книг читать не дают, потому что литература для нас – рассадник зла, вызывает слишком много фантазий и мыслей! А я, выходит, ее люблю. Ладно! Зато здесь ни о чем не надо заботиться. Кормят паршиво: перловка, запеканки с крахмалом. С утра заставляют убираться. Но я ощущаю себя на отдыхе. Значит, меня сильно допекла прежняя жизнь.
– А что ты будешь делать потом? – распереживалась Аня. – Ты бросишь свои психотропные вещества?
– Какая разница! Вряд ли я проживу долго. Врачи говорят, что по части суицида я – хроник. Слезу с их таблеток и снова начну топиться.
– Почему? – удивилась Аня: эта особа не казалась сумасшедшей. – Тебя никто не бросил, у тебя никто не умер, и у тебя есть дом. Тебя даже работа устраивает! Ну, нет воспоминаний и бог с ними. Значит, было что забывать.
– Ой, не знаю, – нахмурилась Чижик. – Я! Не вижу! В жизни! Смысла! Люди говорят: роди ребенка – появится. Фальшь! Я буду мучиться ради него, а он тоже утопится потом. Всё, отстань. Пошли в туалет, познакомлю тебя с обитателями королевства.
Аня, морщась, вошла за ней к курильщикам.
– Напрочь потерянных больных в нашей компании нет, большинство – шизофреники, – буднично изрекла Чижик. – С ними можно общаться, но лишь до момента, когда они начнут чудить. Потом – затыкай уши, закрывай глаза. Не вбирай в себя то, что видишь и слышишь.
Санитарки оставили Ане пачку вишневой жвачки. Она раскрыла ее и протянула курильщикам:
– Угощайтесь.
Больные радостно зачавкали, но через минуту забыли Анину доброту. Мужчина лет тридцати шести, мускулистый, с широкой волосатой грудью, предупредительный и обаятельно улыбавшийся, вдруг пылко заговорил о революции. Он считал себя политическим оппозиционером и собирал националистскую партию.
Чижик открыла форточку. Революционер, вдохновленный ворвавшимся в комнату ароматом шиповника, влез на широкий подоконник и почувствовал себя на танке, выступающим перед народными массами.
– Нас двести человек по всей стране! Присоединяйся к нам, – начал он убеждать Анчутку. – Выйдем отсюда и сразу со свежими силами начнем действовать!
Стараясь не обидеть больного, Аня помотала головой:
– Я уже состою в другой партии, самой главной в стране.
– Так
