свалки, – нахмурившись, сказал отец Альфонсо. – От этого мусоровоза несет, как с того света.
– О чем это сейчас молится Эсперанса? – спросил отец Октавио Пепе, поскольку пронзительный голос уборщицы тоже несся как бы с того света – или, по крайней мере, со стороны входа в иезуитский храм.
– Хуана Диего переехал грузовик Риверы, – начал объяснять брат Пепе. – Мальчика привезли сюда ради чуда, но две наши Девы не смогли ничего сотворить.
– Я полагаю, они направляются к доктору Варгасу, – сказал отец Альфонсо, – но почему с ними гринго?
Два священника морщили свои необычайно чувствительные и подчас всеосуждающие носы, причиной чего был не только мусоровоз, но и гринго с полинезийскими попугаями на его безвкусной, размером с палатку рубашке.
– Только не говорите мне, что Ривера заодно переехал и какого-то туриста, – сказал отец Октавио.
– Этого человека мы все так долго ждали, – с ехидной улыбкой произнес брат Пепе. – Это Эдвард Боншоу из Айовы – наш новый учитель.
Пепе чуть было не добавил, что сеньор Эдуардо является un milagrero – то бишь чудотворцем, но счел за лучшее умолчать об этом. Брату Пепе хотелось, чтобы отец Октавио и отец Альфонсо сами открыли для себя Эдварда Боншоу. Пепе предпочел выразиться так, чтобы заинтриговать этих двух консервативных-по-самое-не-могу священников, но был осторожен и чудо упомянул лишь как бы между делом.
– Señor Eduardo es bastante milagroso, – вот как Пепе это преподнес. «Сеньор Эдуардо – это нечто чудесное».
– Señor Eduardo, – повторил отец Октавио.
– Чудотворец! – с отвращением воскликнул отец Альфонсо.
Эти два старых священника никогда не использовали походя слово milagroso.
– О, сами увидите… сами увидите, – с невинным видом сказал брат Пепе.
– У американца есть другие рубашки, Пепе? – спросил отец Октавио.
– Те, которые ему впору? – добавил отец Альфонсо.
– Sí, куча рубашек – все гавайские! – ответил Пепе. – И полагаю, они все немного великоваты ему, потому что он сильно похудел.
– Почему? Он умирает? – спросил отец Октавио.
Потеря веса была не более привлекательна для отца Октавио и отца Альфонсо, чем эта отвратительная гавайская рубашка; два старых священника были почти такими же толстыми, как брат Пепе.
– То есть… он умирает? – спросил отец Альфонсо брата Пепе.
– Нет, насколько мне известно, – ответил Пепе, стараясь сдержать улыбку. – На самом деле Эдвард кажется очень здоровым – и очень хочет быть полезным.
– Полезным, – повторил отец Октавио, словно это был смертный приговор. – Как утилитарно.
– Боже милосердный, – сказал отец Альфонсо.
– Я еду за ними, – сказал брат Пепе священникам и торопливо заковылял к своему закопченному красному «фольксвагену». – На всякий случай.
– Боже милосердный, – отозвался отец Октавио.
– Предоставьте
