style="font-size:15px;"> А мы идем в таком вот виде. И слышим, как мальчишки говорят: «партизаны идут!», а партизан тогда еще вообще не было. Потому что партизанское движение было разгромлено до войны.
Потом нас помыли, убрали вшивость, переодели в новое обмундирование. И это были не шинели, а бушлаты, и у каждого на правом рукаве бушлата была красная звезда. Потом думали, что это батальон комиссаров идет (смеется). Не знаю, почему.
Короче говоря, в этом Киеве мы, как строительный батальон, стали строить оборону. В центре Киева, для баррикадных боев. И впервые я увидел советские самолеты, истребители, над Киевом. И мы кричали: «ура!», потому что думали, что их уже не осталось. А тут были.
И при нас немцы бомбили мосты. Но они ни разу не попали, все мимо. И там были зенитки, все это было.
Побыли мы там, построили, и нас перебросили через Днепр, на ту сторону, в город Ромны, чтобы строить круговую оборону этого города. Видно, было им уже понятно, что придется и на том берегу воевать.
И мы там строили так называемые дзоты. Они были оснащены всем этим строительным материалом: скобами железными, бревнами. И мы построили круговую оборону этого города.
Задача выполнена, и нас обратно на берег Днепра. Это уже был сентябрь. И нашей роте велели на отвесном берегу Днепра ночью, незаметно для немцев, сделать наблюдательный пункт. Прямо в середине отвесного берега сделать, замаскировать, и к рассвету вернуться наверх. А на той стороне уже были немцы. Там был город Кременчуг. Нам было видно, что он весь горел, непонятно, что там творилось. А когда нас перебрасывали, то мы опять ехали на машинах.
И по пути мы видели, что все села были сожжены, в садах яблоки и сливы печеные висят. А на грядке помидоры такие же. Я помню, взял помидор – половина его сгорела, а другую половину я сунул в рот на ходу. А это еще было нашей территорией тогда.
И вот, мы поднимаемся наверх, в кукурузное поле. Над нами итальянские самолеты с желтыми кругами летают, но не поймут, есть там кто в кукурузе или нет, стреляют наугад. И вдруг, нам команда – от Днепра уходить. И мы слышим, где-то на севере невероятная канонада, что-то невероятное идет. Мы не понимаем, что такое. А нас ведут не туда, а перпендикулярно: на восток от Днепра.
Подвозят к маленькой станции, сажают нас всех в эшелон и повезли. И вдруг я читаю на станции: «Полтава». Что такое? Значит, увозят нас. Это были дни, когда немцы весь украинский фронт, севернее нас, окружили, несколько армий, шестьсот тысяч человек, как потом писали. Все обошли и окружили, отрезали танковыми клиньями, а мы оказались южнее.
И нас увезли в Харьков. Подъезжаем к Харькову, еще семьдесят километров до Харькова, а видно над ним невероятный огонь, зенитки бьют. Далеко-далеко видно. Подъезжаем к городу ночью, – его бомбят. То мы все-таки в лесу и в поле были, думали, что их уже нет, а в каменный город приехали – ужас! Население мечется, бомбы падают, зенитки бьют, всюду жертвы.
Нас провезли через этот город, накормили в первый раз и перебросили севернее Харькова. А в это время шли сильные дожди, чернозем распух, и нас привезли в большие леса. И этими лесами наш батальон пошел опять наступать.
Мы
