вот уже без малого двести лет.
– Лоа, жена барона Самеди[6].
– Барона Самеди?
– Очень, очень могущественный лоа. Он – владыка и страж кладбища. Хранитель перекрестков.
– Что еще за «лоа»?
Нахмурившись, шофер снова пожал плечами.
– Лоа – это дух, часть бога, очень могущественная.
– И что, я похожа на эту мадам Бригитту?
Ответа не последовало, и женщина, несмотря на тропический зной, ощутила, как по спине у нее побежали мурашки. Она почувствовала себя раздетой, хотя на ней был просторный плащ. Нет, не физически. Вообще говоря, Кристалис привыкла расхаживать на публике полуголой – то был ее своеобразный вызов миру, так она заставляла всех увидеть то же самое, что видела всякий раз, глядясь в зеркало. Но сейчас ею овладело чувство душевной наготы, как будто все, кто глазел на нее, пытались угадать, кто она такая, раскрыть ее тщательно оберегаемые секреты. Ей отчаянно хотелось спрятаться от их жадных глаз, но она не могла позволить себе даже ускорить шаг.
В вестибюле было сумрачно и прохладно. Кристалис ухватилась за высокую спинку стула, у которого был такой вид, словно его сделали лет сто назад, а последний раз вытирали на нем пыль полвека спустя. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и медленно выдохнула.
– Что случилось?
Она оглянулась через плечо и увидела Соколицу – та обеспокоенно смотрела на нее. Крылатая красавица ехала в лимузине в голове кортежа, но вряд ли от ее внимания ускользнула сцена, разыгравшаяся вокруг джипа Кристалис. Роскошные шелковистые крылья лишь добавляли ее смуглой и гибкой чувственной красоте легкий налет экзотики.
«А ведь ее, наверное, многие не любят», – отчего-то подумала Кристалис. Дикая карта принесла этой женщине популярность, скандальную славу и даже собственную передачу на телевидении. Но ее лицо выражало искреннее участие, непритворную обеспокоенность, а Кристалис сейчас так нуждалась в сочувствии… Но она не могла объяснить Соколице все то, что сама понимала лишь отчасти и смутно, поэтому лишь пожала плечами.
– Пустяки. – Она оглядела фойе, быстро заполнявшееся участниками турне. – Мне не помешало бы немного тишины и покоя. И еще выпить.
– И мне тоже, – раздался мужской голос, прежде чем Соколица успела ответить. – Давайте отыщем бар, и я просвещу вас относительно кое-каких фактов из гаитянской жизни.
Обе женщины обернулись, чтобы взглянуть на говорившего мужчину. Он был высокий – футов примерно шесть – и мускулистый, в льняном, безукоризненно чистом и отутюженном костюме. Вот только лицо… Его черты как будто не вполне подходили друг к другу. Подбородок был слишком длинным, нос – слишком широким. Глаза у него смотрели в разные стороны и казались чересчур яркими. Кристалис знала его только понаслышке. Он был тузом из министерства юстиции и входил в группу безопасности, которую в Вашингтоне приставили к делегации Тахиона. Его звали Билли Рэй. С легкой руки какого-то чересчур образованного остроумца из Минюста к нему приклеилось прозвище Карнифекс[7].
Барон Самеди (Барон Суббота) – в вудуизме вождь мертвых.
Карнифекс – в Древнем Риме палач, который приводил в исполнение казни над рабами и иностранцами.
