до дуэли, этот последний знак внимания своей верной тригорской подруги.
Пушкин имел все основания высоко ценить П. А. Осипову. Это была незаурядно образованная женщина, начитанная в истории, знакомая с литературой, следящая за новинками поэзии. Недаром отец ее занимался стихотворством и сама она принимала в своем доме Пушкина, Языкова, Дельвига. Каждая новая книжка «Современника» для нее – событие, а над «Повестями Белкина» она проводит бессонную ночь.
Любопытно отметить, что в области политики она придерживалась передовых воззрений, опережая в этом отношении иногда даже своего знаменитого корреспондента и друга. Когда в 30-е годы произошло примирение Пушкина с правительством, П. А. Осипова в оценке политической современности оказалась несравненно независимее и радикальнее его. В то время как Пушкин, сообщая о бунте в военных поселениях, с возмущением говорит об «утонченном зверстве» бунтовщиков и сочувственно отзывается об императоре, который «усмирил бунт с удивительной храбростью и хладнокровием», Прасковья Александровна придерживается иных мнений: «Пока бравый Николай будет придерживаться способа военного управления страной, дела будут идти все хуже и хуже, т. к. он, очевидно, внимательно не прочел или же совсем не читал «Историю Византии» Сегюра (и многих других, писавших о причинах падения империй)». В то время, как Пушкин приветствует победы русских войск в Польше, Осипова решительно называет польскую войну «дурацкой».
Интересна и разница их отношения к другому политическому слуху. «Император, – пишет Пушкин в 1835 г., – даровал милость большинству заговорщиков 1825 г. (разрешение Кюхельбекеру, напр., жить в южной части Сибири)». Иначе относится к этому скептически-умная Осипова: она готова радоваться вести об улучшении положения «несчастных ссыльных – но правда ли это? Не только ли в Петербурге этому поверят?».
Она жестоко иронизирует над «избирательными глупостями» своего сословия (дворянские выборы) и с большой свободой убеждений заявляет в начале 30-х годов, что «наше дворянство еще похоже на варваров». В отличие от многих петербургских знакомых Пушкина, Осипова относилась явно отрицательно к личности Николая I и к системе его управления страной. Даже по кратким высказываниям ее в письмах к Пушкину Прасковью Александровну следует отнести к рядам оппозиционного дворянства первой четверти XIX века. Это отчетливо сказывается и в ее глубоком сочувствии «несчастным ссыльным» 1825 г. Отметим, что декабрист Муравьев-Апостол и петрашевец Кашкин оба находились в довольно близком родстве с владелицей Тригорского.
Пушкин относился к П. А. Осиповой с чувством серьезной и почтительной привязанности, он никогда не допускал по ее адресу тех насмешливых отзывов, которые были для него привычны в отношении многих других женщин. Ей посвятил он «Подражания Корану», «Простите, верные дубравы!», «Быть может, уж недолго мне…» и прелестный мадригал:
Цветы последние милей
Роскошных первенцев
