его.
Его глаза задержались на девушке. Та тряслась как осиновый лист, то ли от холода, то ли от страха. Ей хотелось крикнуть, что старик умер не просто так, что его отравили. Неужели никто не видит засохшую пену на его губах? Никто не чувствует кислый запах рвоты? Неужели никого не смущает гримаса покойника?
Но Герхард уже шел к ней, всем своим видом выражая заботу и безмерную скорбь.
– Леди, позвольте я вас уведу. Не стоит столь юной особе смотреть на такое.
Ринка не сопротивлялась, когда Герхард снял свой сюртук и накинул ей на плечи.
Сюртук нес в себе тепло живого тела, и этого было достаточно, чтобы она машинально вцепилась в него.
Она не сопротивлялась, когда Герхард взял ее за руку. Хотя и отметила краем мысли, какая у него влажная, липкая от пота ладонь. И что именно этой рукой он минуту назад закрыл глаза своему отцу.
Это все было не важно.
Важно, что он уведет ее отсюда и ей больше не придется видеть искаженное судорогой лицо своего несостоявшегося супруга. И что мутные глаза эрла Тамаска больше не будут стоять перед ней…
Как сомнамбула она шла за Герхардом, переступая босыми ногами по полу. Почти не соображая, куда он ее ведет и что происходит вокруг.
Очнулась, когда он всунул ей в руки фарфоровую кружку с темным напитком. От кружки шел запах трав.
– Пейте, леди. Это лекарство от нервов. Вам точно не повредит.
Ринка подчинилась. Трясущимися руками приложила кружку к губам и сделала пару глотков.
Это заставило ее немного прийти в себя и оглядеться.
Она обнаружила, что сидит на низенькой оттоманке, сжавшись в комок, в одной сорочке и сюртуке. И рядом нет никого, только Герхард.
– Где я?
– Это мой кабинет. Здесь никто нам не помешает.
Мужчина запер дверь, а потом прошел к мраморной стойке. Ринка исподлобья следила за ним.
– Эрл умер, да здравствует новый эрл, – он отсалютовал ей бокалом вина. – Конечно, еще нужны кой-какие формальности, но фактически я с этой минуты глава семьи. Ты понимаешь, что это значит?
Ринка опустила глаза и уставилась в кружку.
Куда делась его показная забота? Перед ней стоял хищник, матерый волк, готовый вцепиться в добычу. И он чувствовал, что эта добыча слаба, беззащитна и не может постоять за себя. Что нет никого, кто мог бы ему помешать.
– Да, – произнесла она едва слышно.
– Вот и умница. Запомни, теперь я решаю, что будет с тобой.
С самодовольной ухмылкой он скользнул к ней на диван. Сел близко, приобнял Ринку за плечи, вальяжным жестом прижал к себе.
Она же сжала кружку до боли, до хруста в немеющих пальцах. Напряглась каждой клеточкой, точно перед прыжком.
Герхард что-то почувствовал.
Взял ее двумя пальцами за подбородок, заставил посмотреть на него. Затем тронул ее за чувствительный кончик уха, торчавший между волос.
– Будь со
