первом и пока единственном, – откликнулся он неохотно. – И раскрутили там меня… Я не буду мешаться, Дитрих, не тревожься. Просто хочу увидеть, как все… на самом деле.
– Вот и увидишь. Я слышал, ты кёльнец?
– De jure.
– Або’иген, стало быть, – хмыкнул тот, нарочито подчеркнуто проглотив «р»; Курт поморщился. – А говоришь, вроде, по-человечески?
– Кёльш[4] из меня выбили в академии, – он вскользь улыбнулся. – В буквальном смысле. К тому же, я здесь не был десять лет.
– Вот оно что… А вот я тут уж почти втрое дольше, жена – местная, и все не могу привыкнуть… Ну да ладно. Пока вкратце дело, чтобы ты не хлопал там глазами, как болван, – продолжил Ланц, снова ускоряя шаг. – Умерла девица; по всем признакам – от удушья, но не от удушения – следов на шее нет. Соседи видели у ее дома парня – в состоянии, я б сказал, нервозном. Однако приятель подозреваемого клятвенно заверяет, что тем вечером и до самого утра тот был в его доме, пьян, как перевозчик, и не то чтоб по домам ходить – до нужника еле добирался. Все допрошены раз по десять, раздельно, и показания соседей сходятся в мелочах; сговориться они не могли – слишком все гладко, у них бы мозгов не хватило предвидеть такие вопросы.
– Id est, он был в двух местах сразу?
– Пока выходит, что так. Парня крутим уже третий допрос, а он все поет одно – ничего не знаю, ничего не делал. Поначалу я на него особо не давил, хотел убедиться, что соседи не чернят его из личных резонов; сегодня всех опросил еще по разу – не врут, сволочи. Стало быть, можно взяться за него всерьез… Итак, – остановившись у тяжелой окованной двери, Ланц развернулся к Курту, дирижируя своим словам указующим перстом, – твой третий сослуживец – следователь второго ранга Густав Райзе. Подозреваемый – Йозеф Вальзен. Опять же, дабы не растерялся: у дальней стены стул, идешь сразу туда и…
– Сижу молча. Я понял.
– Тогда входи, абориген, – кивнул Ланц, растворяя дверь и проходя первым.
Комната, в которой оказался Курт, была обставлена именно с прицелом на ведение допросов – это он отметил сразу. Для допрашиваемого был установлен табурет – напротив высокого, внушительного стола, за которым восседал следователь, ровесник Ланца и даже в чем-то на него похожий; табурет стоял так, чтобы между ним и столом оставалось еще шага три. «Не помешает пройтись округ подозреваемого; это нервирует и сбивает с толку»; стало быть, этим здесь не пренебрегают…
Второй стол пребывал за спиной сидящего на табурете парня, вцепившегося пальцами в колени и глядящего на вошедших огромными, перепуганными глазами. Туда, однако, Ланц садиться не стал – прошагав к сослуживцу, поприветствовал его кивком, шепнув что-то на ухо (вероятно, представив новичка), и остался стоять, привалившись к его столешнице спиной. Стул, о котором он упоминал, стоял у противоположной стены рядом с окном подле приземистого столика и явно назначался для секретаря, однако по многим приметам Курт сомневался, что его услугами здесь пользуются
Здесь – один из видов западносредненемецкого диалекта. Отличается от литературного немецкого, т. н. «хохдойч», заменой звука G на J, почти полным отсутствием звука R, «проглатыванием» конечных звуков и слогов, а также употреблением многочисленных местных слов и выражений.
