по-разному, а в своей крайней форме ее интерпретация отрицала любой духовный суверенитет, на который претендовал король. Оставалось неясным, вознамерился ли Генрих окончательно вытеснить папскую власть из королевства; как бы то ни было, он сделал Риму предупреждение. При любом возможном столкновении интересов в будущем английское духовенство будет обязано подчиниться его воле. Все прекрасно осознавали, что никто не посмеет бросить его единовластию открытый вызов. Впрочем, получив деньги от священнослужителей, он, казалось, не имел желания форсировать этот вопрос – по крайней мере, до поры до времени.
Генрих все чаще стал закрываться от посторонних глаз в своих личных дворцовых комнатах, известных как «королевские покои» или «тайные покои», в резиденциях Уайтхолл и Хэмптон-Корт. Он все больше отдалялся от Екатерины. В письме своему племяннику она писала, что ее жизнь «разбита вдребезги несчастиями, и ни один христианин никогда не испытывал подобной мучительной агонии». Ее страдания сказались и на дочери, принцессе Марии, которая весной 1531 года на три недели занедужила каким-то желудочным расстройством; врачи распознали болезнь как «истерию», указывавшую, по их мнению, на порок матки. Когда Екатерина спросила дозволения посетить дочь, король в ответ предложил ей пребывать близ нее неотлучно. В конце мая к ней была отправлена делегация от тайного совета с мольбой «благоразумно» отнестись к бракоразводному процессу. Она же обрушилась на них со всей яростью несправедливо оклеветанной женщины. «Я его законная жена, – ответила она им. – Отправляйтесь в Рим и вразумляйте других, вместо того чтобы спорить с одинокой женщиной!»
Через два месяца король официально отрекся от жены. В середине лета она сопровождала Генриха в Виндзор, однако затем без всякого предупреждения он уехал в Вудсток, приказав ей оставаться там, где была. Получив от Екатерины гневное письмо, он послал ей ответ в довольно оскорбительных выражениях. Она подвергла его унижению, потребовав явиться в качестве ответчика в Рим. Она пренебрегла наставлениями своих советников. Он не желал видеть больше никаких писем. Ее заставили переселиться в Мор, большой дом в графстве Хартфордшир, принадлежавший ранее кардиналу; затем отправили в Эмптхилл-Касл в Бердфордшире. Многочисленные придворные Екатерины остались с ней, она стала центральной фигурой для всех противников семейства Болейн и той радикальной религиозной идеи, которую они продвигали. Сама королева стала еще строже соблюдать религиозные обряды. Она вставала в полночь для совершения молебнов; она исповедовалась и постилась дважды в неделю; читала лишь религиозную литературу и под придворным платьем носила рясу францисканского терциария.
Яркий признак общественных настроений обозначился зимой этого же года. 24 ноября Анна в небольшой компании отправилась на ужин к одному из друзей, жившему неподалеку от Темзы. Весть о ее прибытии вскоре разлетелась по всему городу, и толпа из семи или восьми тысяч женщин (или, возможно,
