красивее меня? А в Рэе – в том ярких красок куда больше.
Но что-то в Ральфе было такое… как от наваждения. Поневоле взгляд обращался в его сторону, а рука просилась прикоснуться, ощутить, что эта плоть – живая. И дело даже не в похоти – с ней легко совладать, отодвинув искушение или подчинившись ему.
Чувство, что он во мне вызывал, было наполнено тоски, щемящей жалости, восхищения и грусти.
Ральф был совершен. Как и его сын, которого я когда-то любил со всем пылом, на который был способен. Но в Ральфе-втором не было нарочитой жестокости, жившей в его сыне. И в его дочери – тоже, если на то пошло.
– Хуже? – покачал он головой. – Да куда уж хуже?! Я мечтал покончить с жизнью не за тем, чтобы, потеряв мать, обрести её сумасшедших детишек. – Ральф покачал головой и отвернулся, словно избегая моего взгляда. – Не смотри на меня так! – взмолился он.
А мне сделалось неловко:
– Так – это как?..
– Неважно, – глухо отозвался Ральф, тяжело дыша. – Просто не смотри. Я не могу видеть твоего лица. Я не хочу тебя видеть. Уходи.
– Да. Ты это уже говорил. Но вопрос в том, что если не я – тогда кто? Твоя сумасшедшая дочка?
– О, чтоб тебя!.. Да замолчишь ли ты?! Дочка?! С ума можно сойти!
Говоря это, Ральф, как подброшенный пружиной, заметался по комнате.
«Добро пожаловать в сумасшедший дом. Я так вообще готовлюсь жениться на своей пра-пра-правнучке. И что? Ничего. Я не чувствую к Катрин ни малейшей тени родственных чувств. А тебя воскресила твоя драгоценная дочка. Кого другого ты, пожалуй, мог бы в порыве чувств и прихлопнуть. Но – собственную дочь? Хотя, почему нет? Когда для тебя всё упирается лишь в слова, ты верить им не спешишь».
– Ты любил нашу мать?
Вот честно слово, я не собирался об этом спрашивать. Какая злая сила дёрнула меня за язык.
Ральф перестал вихрем кружить по комнате. Замер, разглядывая меня так же пристально, как я – его.
– Она действительно умерла? – глухим голосом, какой бывает у тех, кто говорит вопреки сильной боли, проговорил он. – На самом деле?
– Увы! Но – да.
Ральф подошёл к кровати, на которой я сидел и опустился рядом. От него удивительным образом веяло и холодом, и теплом – одновременно.
Я видел, как он силится задать следующий вопрос. И не решается.
– Как… как она умерла? Она была счастлива с… твоим отцом?
– Сложно сказать. Мать была не из тех, кто легко обнажает душу. Даже с детьми.
– Но вас ведь она любила?
– Меня – да. Синтию – нет.
Что-то дрогнуло в лице Ральфа, и он поспешил отвернуться.
– Вот как? Плод нашего преступного союза любви был не достоин её любви?
Мне показалось, или он кого-то цитировал?
– Что ж? Твоей сестре ещё повезло.
Перехватив мой удивлённый взгляд, Ральф добавил:
– Девочку Снежана хотя бы терпела, хоть и скрепя
