посудомоечную машину и спускать воду в туалете с шести до одиннадцати вечера, и еще мне не дозволялось ходить по кухне в туфлях, потому что прямо под ней находилась сцена. Время от времени я волновалась, что у Тима и Ленни какая-то жуткая семейная ссора, но потом понимала: они всего-навсего работают над ролью.
В тот вечер, свалившись как была, в одежде, на матрас, я сразу почувствовала: что-то не так. Репетировали так громко, что было слышно у меня в квартире. До меня и раньше иногда доносились звуки из театра, но это бывало только в теплое время года, когда я открывала окна, и шум просачивался сквозь старые изношенные вентиляционные решетки и, ударившись в стену булочной напротив, рикошетом долетал до меня. Но сейчас был ноябрь. И слишком поздно. К тому же репетировали “Дядю Ваню” – не самая шумная пьеса, если не считать выстрелов. Прошло полчаса, а я по-прежнему не спала, и шум становился все громче, он приближался, и наконец кто-то забарабанил в мою дверь.
Когда я открыла, Тим в буквальном смысле слова ввалился ко мне в квартиру. За ним толпилось не меньше двенадцати человек: наши актеры, те, что играли у нас время от времени, рабочие сцены и Ленни. Все они истерически хохотали, но инстинктивно старались делать это потише, как будто в здании еще остался хоть один человек, которого можно было ненароком разбудить.
– О господи, Люси! – воскликнул Тим. – Ты спала? Прости нас, ради бога!
– Нет-нет! Я только что пришла.
Не знаю, почему мне так хотелось доказать, что я не одна из тех библиотекарш, которые уходят с благотворительного вечера пораньше, чтобы покормить кошек.
– Нам нужна твоя помощь! Ты, и только ты можешь нас спасти! Но, чур, никому ни слова!
Он бросился на пол и принял позу морской звезды, широко раскинув в стороны руки, а остальные хлынули в дверь вслед за ним, причем у одного в руках было истрепанное свадебное платье.
Насколько я смогла разобрать, Бет Хопкинс, рыжеволосая актриса, живущая прямо надо мной, сразу после репетиции уехала из города, а всем непременно нужно было отомстить ей за какую-то старую выходку с реквизитным столом. Последние два часа актеры провели в квартире у Бет, копируя все фотографии, которые были там развешаны и расставлены: они заменяли участников снимков самими собой и принимали те же позы. Так, вместо фотографии, на которой брат Бет пожимает руку сенатору Глассу, в рамке должен был появиться снимок, где Тим жмет руку помощнику оформителя сцены. Тим показал мне этот кадр на дисплее цифровой камеры – они оба оделись в торжественные костюмы и стояли на сцене.
– А фон Ленни подправит на компьютере! – объяснял мне Тим.
На другом снимке актриса, которая играла в спектакле Елену Андреевну, укачивала игрушечного младенца. Они сделали уже пятнадцать фотографий – и все же надеялись, что Бет заметит подмену только через несколько дней.
Ленни показал мне рамку с фотографией, которую принес с собой:
– Вот это ты, ладно?
На снимке были изображены танцующие
