проще.
– Да уж конечно! Только как-то не хочется. И почему же его так тяжело осчастливить? Неужели я ничем не могу его даже порадовать?
В последней фразе любой бы углядел намек и прекратил лишний треп, но Сашка – это Сашка, ему законы не писаны.
– Порадовать ты его точно чем-то да можешь, но это не то же самое, что осчастливить, – заявил он, но все же порозовел немного.
– Ну, можно же начать с малого, – парировала я. – И что бы конкретно его порадовало?
– Мм, дай подумать, – поднял голову к потолку этот разгильдяй. – Дашь время?
– Только не больше минутки, сам знаешь, я ненавижу ждать.
– В важных вещах торопиться не стоит, – строго глянул на меня Дятлов. – Так что придется потерпеть. И слушай, не возражаешь, если я со стула пересяду на твой диван, сама знаешь, мне на мягком думается лучше.
– Ну, если лучше…
Я чуть сдвинулась к спинке дивана, освобождая Сашке край. Он быстро переместился, сел на уровне моих коленей и словно невзначай взял меня за руку.
– Так тебе тоже думается легче? – спросила я и почувствовала, что от волнения онемели губы.
Кажется, мы двигались в нужном направлении. И тут грянул звук, от которого я чуть не свалилась с дивана.
Через мгновение я сообразила, что это всего-навсего зазвонил наш стационарный телефон. Просто он редко подавал голос, да и слышала я его обычно из своей комнаты или из кухни. Мне звонили только на мобильный, матери, наверно, тоже, а на этот только по всякой ерунде типа профилактики наших окон. Но как не вовремя! Сашка мигом вскочил на ноги, заозирался.
– Это телефон, он на столе под мамиными бумагами, – выдавила я с досадой. – Ответь, ладно, а то так и будет трезвонить.
– Ага, сделаю.
Дятлов мигом отыскал аппарат, который мать, похоже, использовала как подставку для своих рабочих документов, снял трубку:
– Да. Нет. Она болеет. Да, можете со мной.
Я подняла брови вопросительно и отчасти возмущенно, давая понять, что если звонят мне, то мне и стоит передать трубку. Но Сашка повернулся спиной и просто слушал, что ему говорят, не поддакивал, не переспрашивал. Потом очень осторожно вернул трубку на базу, постоял, опираясь о стол пальцами левой руки, и только после этого повернулся и посмотрел на меня. И по его лицу, по широко распахнутым, ставшим совсем черными глазам и побелевшим губам я поняла, что случилось ужасное.
– Что такое? – прошептала я.
Сашка мигом пересек пространство комнаты и вдруг сел на корточки прямо напротив моей головы.
– Дана, это звонили с работы твоей мамы. Они сказали, что ей неожиданно стало плохо, вызвали «скорую», но… Данка, ее не спасли.
– Что? Нет! – заорала я и попыталась вскочить на ноги, но друг оказался проворнее, подлетел с пола и обеими руками прижал меня к дивану и к себе. Я яростно сопротивлялась.
– Отвали, мне надо туда, к ней
