схожие по ощущениям, однако различные по глубине или причине. Людей сближают лишь общий инициатор – горе – только вот дальнейшая дорога эмоций у каждого своя.
Вороны и их самки скрывались в густой листве деревьев, наиболее смелые приземлялись на сухую землю, вольно и гордо расхаживая по ней. При этом издавали в молчаливом, безлюдном месте истошное карканье, которое раздражало барабанные перепонки, вызывая неприязнь. Человек, боящийся этих птиц, непременно бы вздрагивал, заслышав пугающие звуки, и с округлыми, встревоженными глазами хватался бы за рукав рядом стоящего, а такие люди одни не приходят. Нагоняющее страх место, давящее царящей пустотой и холодность торчащих камней, вороны же несколькими взмахами крыльев запрыгивали на кресты и плиты, внимательно рассматривали своими маленькими черными глазками единственного стоящего, словно ожидая подачки.
– Не часто же приходится встречать здесь молодых людей.
– Я был бы счастлив не приходить. – Тихо и размеренно проронил он.
Нарушивший покой понимающе согласился.
– Мать?
– Жена.
– Сожалею. Что тут поделать, иной жизни не существует. – Сторож вздохнул, и хриплый голос замолк – послышалось бряканье тонкой цепочки карманных часов. – Уже очень поздно, не вздумайте разрывать могилу, ведь сейчас самое подходящее время. – Старческий смех смешивался с карканьем, но обстановку так и не разрядил: молодой человек по прежнему стоял, как застывшая статуя. Только пара слезинок оставила мокрый след на щеках.
На землю пролился вечерний, красновато-оранжевыми отблеск. Зеленая и светло-желтая трава, колыхаясь, переливалась природными красками, но никто не замечал этой красоты. Все-таки кладбище – не место для любований. Чтобы дивиться деревьям, кустарникам, травам, созданы парки…
– Скоро уйду, не волнуйтесь.
Старик стоял рядом, несколько минут молчал, может, огорчился неудавшейся шутке, однако в любом случае понимал, что место для нее не предназначено, когда человек заново переживает разрыв.
– Всё в порядке?
– Да, конечно.
– Бывают случаи, когда и полицию приходится вызывать, представляете? Здесь недалеко сторожевая будка. Уже почти лет десять сижу в ней. Так вот, – хрипло кашлянул. Человек, с которым болтал сторож, все также смотрел в одну точку, не поворачиваясь, как будто за спиной, кроме птиц, деревьев и могильных плит больше никого не было, а льющиеся звуки – не слова, а шелест и карканье. Старик делился скопившемися переживаниями, не упускал ни единой мысли, несмотря на предположения о том, что, возможно, его речь не достигает ушей адресата. – Так вот, как-то месяц назад, во время вечернего обхода, послышался истерический плач. Сначала думал, мол ничего страшного, поплачет женщина и успокоится. Как бы нет. Она рвала волосы, царапала руки. Жалко стало бедняжку. Хотел ее успокоить, да она ни в какую. Пытался поговорить, а она не слушала,
