мне одного покойника! Отвечай за вас! Не сметь! Отойти от края! – рявкнул угрюмого вида мужчина из съемочной группы.
Он грубо схватил Хабарова за одежду и попытался оттащить.
– Не дергайся, – сквозь зубы процедил Хабаров и сбил его руки. – Ребята, подержите!
Подбежавшие люди дружно взялись за свободный конец троса, и Хабаров шагнул в бездну.
– Двоих-то выдержит? – опасливо осведомился пиротехник.
– Скоро узнаем…
Ловко опираясь ногами о каменистый выступ водопада, обжигая ладони о шелковый глянец троса, Хабаров спускался все ниже, все ближе. Он торопился, каждой клеточкой тела ощущая, каково сейчас тому, кто у черты.
Парень держался из последних сил, его руки заметно дрожали, пальцы побелели. Лбом он уперся о скалу и то ли охал, то ли бормотал что-то. Хабарова он не видел. Поднять голову, посмотреть вверх он уже не мог.
– Не шевелись! – на подходе приказал Хабаров. – Я сам возьму тебя. Виси, не шевелись!
– Не могу! – прохрипел тот. – Больше не могу!
– Можешь!
Он четким, отточенным движением замкнул задний поясной замок карабина каскадерского снаряжения на тросе, крепко обхватил беднягу левой рукой, так, что тот едва ли мог вздохнуть, пронзительно свистнул и крикнул: «Поднимайте!»
Парень вцепился в одежду Хабарова. Наверху, стоя у края водопада, Хабаров помог ему разжать скованные судорогой пальцы. Они обнялись.
– Ангел-спаситель… Я уже «ящик» примерял.
Окружающие аплодировали, обнимали победителей.
Врач суетился вокруг Хабарова, пытаясь наложить повязку на стертые в кровь ладони, обработать ссадины, оставленные опоясывавшим тело тросом.
Действительно, все хорошо, что хорошо кончается!
Событие решили отметить: нужно было расслабиться. Тут же возник импровизированный столик. Оперативно снарядили в город до магазина гонца.
– Давай за жизнь! – Сева Гордеев коснулся краешком бумажного стаканчика стакана Хабарова. – Не умею я говорить красиво, да и не суть. Ты, Саня, поймешь…
Хабаров улыбнулся, кивнул. Теплые лучики-морщинки залегли легкой паутинкой у внешних уголков глаз.
Здесь, в суете бестолкового пикника, среди чужих, едва знакомых ему людей, против обыкновения, Хабаров чувствовал себя комфортно и на удивление легко.
– А у меня дочурка, Катька. Ей двенадцать весной исполнилось. Когда висел… – Сева запнулся. – Короче, слезы так сами и катятся. Представляешь?! Никогда не плакал. Боль любую терпел. Никогда! А тут… Как вспомню ее глаза… Как она без меня будет… Мы же для них живем. Ради них.
Он смущенно глянул на Хабарова, дрожащей рукой потер щетину.
– Нервы… Не обращай внимания. Пройдет. А как твои спиногрызы?
Хабаров не ответил. Сосредоточенно он вертел в пальцах, покусывал сухую травинку. Все, что ему осталось, это воспоминания. Одна и та же, прокрученная
