style="font-size:15px;"> – Что я сделал не так?
– Ничего не попишешь. Шнырь есть шнырь. За одним столом с Аполлошей ему не место.
– Что теперь?
– Молчать, коль не хочешь следом.
– Молчать?!
Тот кивнул.
– Аполлоша тебя и на тюрьме достанет. Как два пальца обоссать.
– Дурак… – выдохнул Хабаров и, закрыв лицо руками, издал вопль досады. – Ну, дурак! – он запустил пальцы в волосы, сжал кулаки, потом заставил себя вновь посмотреть на распластанное тело шныря. – Он бы выжил, не ввяжись я.
Сосед сжал его плечо.
– Мой тебе совет, Саня: поскорей превращайся в зверя…
Краешек красного солнца трепещет у горизонта. То ли раннее утро, то ли поздний вечер. Нет. И то, и другое – ложь. Так зарождается полярный день после черной, в полгода длиною, ночи. Осколок диска прилип к горизонту и висит, цепляясь за край неба все двадцать четыре часа. Ледяная вьюга бросает в него пригоршни сухой колючей поземки, словно стараясь погасить. Вьюга воет, подражая волчьей стае, беснуется, гонит прочь все живое. Кажется, кроме снега и ветра здесь нет ничего. Это заблуждение – к лучшему.
Заваленный по крышу снегом барак. Еще один. И еще… Будки часовых. Колючая проволока. Хриплый, недобрый лай собак. Окрики матерком. Голодные, землистого цвета лица. Серые, куцые телогрейки с белыми, нанесенными краской квадратами: на груди, где сердце, и в центре на спине. Ходячие мишени. Зеки…
Потертая засаленная ушанка. В ней смятые клочки бумаги. Руки тянутся одна за другой. Только бы не вытащить с меткой-крестом!
Сегодня жребий выбрал его…
Потрескивал, метался костер. Вокруг него полутораметровые сугробы. Снег плотный, смерзшийся пластами. Чтобы выкопать могилу, нужно сначала отогреть землю. Иначе кайлом не взять. Мерзлота.
Угрюмый, с осунувшимся серым лицом, заиндевевшими бровями и ресницами Хабаров неподвижно сидел спиной к костру. Нужно было ждать, и он ждал. Он замерз. Нельзя согреться у погребального костра.
Время от времени он поднимался, утопая по колено в снегу, сквозь метель шел к санкам и волоком тащил в ямку, к костру, обрубки полусгнивших шпал, потом бросал их в костер и снова возвращался на прежнее место.
В полумраке рождающегося полярного дня, сквозь метель, полудрему он скорее не увидел, почувствовал этот взгляд.
«Пришел. Все же пришел. Значит, не сказка ты. Быль…»
Занесенный метелью волк был пепельного цвета. Держась от человека на расстоянии прыжка, он пристально и упрямо смотрел прямо в глаза.
Об этом волке на зоне ходила легенда. Говорили, будто вот так приходит он, смотрит жалостливо, в самую душу, а потом за собой уводит. Куда, зачем, не знает никто. Тысячи километров заснеженной тундры – его владения. Несколько зеков так сгинуло.
– Чего глядишь? Не узнаешь? – Хабаров кивнул зверю. – В зеркало смотришь. У нас с тобой только одно отличие: ты свободен, а я…Тебе повезло больше.
Зверь
