не собираясь отпускать и ставить на землю…
Что тебе теперь стоит свернуть мне шею прямо здесь и сейчас? Уверена, я даже не успею заметить, как ты это сделаешь.
– Не бойся, я не копалась в твоих шмотках! – густо краснея и желая отступить назад шагов эдак на пять, я смотрела, практически не моргая, в твоё невозмутимое лицо, стараясь держаться за его черты мёртвой хваткой. Когда мне ещё выпадет подобный шанс увидеть тебя с такой близости – твой чеканный лик… сомкнутые изгибы лепных губ? Прикоснуться к ним хотя бы мысленно, прочувствовать всю реальность происходящего.
Хотя соблазн осмотреть твой гладиаторский торс был не менее велик, как и дичайшее желание дотронуться до него. Спустя столько времени! Узнать, насколько же сильно ты изменился или же наоборот, вспомнить, каково это – чувствовать тебя своими пальцами и ладонями, как напрягается и твердеет под этой тонкой гладкой кожей упругий рельеф мышц (и не только в верхней части торса).
Зараза! Не помог даже вид твоего отмороженного лица с почерневшими из-за плохого освещения глазами. Слишком сильно (и глубоко в особенности) я тебя чувствовала, особенно жар твоего тела, даже сквозь плащ.
– Я знаю. Ты же у меня хорошая девочка.
Ах, тыж…
– Подай мне рубашку.
И это была отнюдь не просьба. И вспыхнувшее во мне ответное желание тебе нагрубить так и не оформилось в конечную цель в виде конкретной формы.
Спасаясь от противоречивых эмоций и даже радуясь возможности, что не буду какое-то время смотреть в твоё пугающее и абсолютно ничего не выражающее лицо, я наконец-то отвернулась. Но только для того, чтобы выполнить озвученную прихоть-«просьбу» Дэниэла Мэнделла-младшего едва не с раболепным рвением-готовностью. Подхватив пакет с сорочкой, я поспешно протянула её к твоей груди (главное, не ткнула ею тебе под нос!). Ты даже не взглянул на неё, продолжая сверлить мои глаза ледяным буравом своей обмораживающей бездны.
– Распечатанную… – произнесли твои едва шевельнувшиеся губы, чуть ли не по слогам, где-то через убийственно долгие три-четыре секунды специально затянутого молчания.
Кровь опять загудела в висках, выжигая подчистую все предыдущие мысли с прежними идеями и образами. Странно, но смеяться мне как-то резко расхотелось.
Чуть трясущимися руками, я кое-как разорвала целлофан (наверное, со стороны выглядело не совсем… изящно), буквально через секунду сообразив, что он открывался, как и большинство схожих пакетов, по липкому шву на загибе нижнего края.
Господи, да что со мной не так? Хорошо ещё, что не уронила рубашку на пол.
– Про стойку под воротничком не забудь, – мне показалось, или в твоём голосе послышались нотки… ласковой издёвки?
– Хочешь, чтобы я надела её на тебя? – спросила я почти дрожащим голосом, стараясь как можно спокойней расстегивать ряд мелких чёрных пуговок
