от злости сосед, а Ирка опять заливается краской. – Огромная, удобная… – продолжаю рассуждать нарочито спокойно. – Рост у меня ого-го, поэтому самая подходящая. Ирка худенькая, нам вполне хватает места, – заключаю, делая ещё глоток чая.
– Это не совсем правильно, – отодвигает свою чашку сосед, принимая строгий вид, – вы с Ириной не в том возрасте, когда прилично парню и девушке…
– Шутите? – хмыкаю, откидываясь на спинку и нагло подмигивая Ирке; она начинает пыхтеть и обречённо закатывает глаза. Потешная, сейчас ржать в голос буду. – Самый нормальный возраст… Или нам потянуть до вашего? – колю уже со злым сарказмом. – Маму мою тоже в зале разместите?
– Нет. – Заминка. Сергей Николаевич с подозрением смотрит на меня. Недовольно жует губы в задумчивости, а потом тяжко выдыхает: – Она будет жить со мной.
– Спать, – киваю в тон. – То есть для вас это прилично, а для нас с Ирой нет?
Королёк нахохливается, точно боевой воробей, но пока молчит.
– Ты забываешься! – в голосе соседа прорезывается металл. Ого, да у мужика характер есть?! Приятная неожиданность. – Она моя дочь, а ты…
– Сын женщины, с которой вы спите, – чётко и без соплей.
– Ты всё сводишь к низменному… – морщится Сергей Николаевич.
– Ах, простите, у вас же высокое… – неприкрыто насмехаюсь, – просто померещилось, что заставал вас с мамкой за обычным и плотским, животно-человеческим, оказывается, неправильно оценивал обстановку. Вы библию читали и к богу обращались!
– Прекрати паясничать! – рявкает сосед. Даже брови вскидываю:
– О, на святое покушаюсь? – вхожу в кураж. Это моя любимая стезя. Тут меня сложно переиграть.
– Может, тебе рассмотреть вариант переезда к кому-то из друзей?
У него всё же получается меня огорошить. Отличная идея, сам подумывал об этом, но наткнулся на удивительную и совершенно очевидную загвоздку – меня совсем не радует такой выход из положения. От слова «категорически».
Ну уж нет, я так просто не сдамся!
– Выгоняете? – не без желчи.
– Нет, – робкий голос Юлии Степановны.
– Что ты, – удивлённый Григория Михайловича.
Дед и бабушка умолкают под недовольным взглядом Сергея Николаевича.
– Ага, – хмыкаю зло, – сошлите на кудыкину гору, чтобы я вам тут не мешал.
Проскурины виновато опускают головы и тенью покидают зал. Сосед чертовски недоволен, сидит мрачнее тучи. Ирка глаза от стола не отрывает.
– Это неправда! – подбирает слова мужик. Ему неудобно. Думаю, мать не в курсе, что меня собираются «попросить»…
– Ирк, а Ирк, – кошусь на Королька; она вздрагивает. Ошарашенно хлопает ресницами. – Ты не знала, как признаться. Думала, папа орать будет… Бабушка и дедушка не поймут. Я сделал первый шаг, – наигранно ровно продолжаю монолог, стараясь не выдать, как трудно даётся такое спокойствие и
