путь к заветной туе продолжил. Под ней, как и предполагалось, в пожухлой траве его ждал вожделенный пакетик. Подросток дрожащими руками быстро запихнул находку в карман джинсов и ускорил шаг в сторону мрачного недостроя. Проржавевшая арматура, выбитые стёкла, стены, пропитанные краской от сотен граффити, – здесь когда-то планировали оборудовать аквапарк. Впрочем, об его отсутствии никто не жалел – зачем рано повзрослевшим детям глупые забавы в огромной бетонной коробке, когда их призрачные радости могут поместиться в маленьком целлофановом пакетике.
***
В заброшке Бена уже ждали Лит-присоска, Тейлор-дино и Раффа.
– Бен, что так долго? Мы тут замерзли, – донёсся из сумрака голос Раффы, пронзительностью напоминающий звук медной трубы.
Бен не мог разглядеть чернокожую подругу, но и без того хорошо знал, что ей, семнадцатилетней, можно дать все тридцать. Даже короткая юбка и гетры на голые ноги не делали облик девушки по-юношески легкомысленным. Трущобы¸ где она взросла, как цветок сквозь асфальт, закалили её характер, напрочь лишив таких чувств, как жалость, сострадание и любовь.
Наконец в глубине здания вспыхнул костёр и осветил лица приятелей. Раффа, Лит и Тейлор сидели вокруг огня на топчанах, сооружённых из старого дивана. Бена они встретили оживлёнными возгласами. Раффа даже вскочила от нетерпения. Без дозы она не могла прожить и дня, с трудом совмещая пагубное пристрастие с посещением школы.
Пропускать занятия девочки боялись, это грозило переводом в Dream-school, откуда ещё никто не возвращался. Стены и окна там находились под электрическим напряжением. Суровые тьюторы надзирали за каждым шагом воспитанников и ежедневно терзали их тестами, на которые никто не мог дать правильные ответы – айкью у всех был около пятидесяти. Собственно, тесты служили лишь формальным поводом для так называемой «процедуры восстановления»: сначала ледяной душ, потом заточение в капсулу, похожую на саркофаг; там, в полной темноте, загробный голос часами зачитывал таблицу умножения, спрягал глаголы, чередуя азы знаний с текстом романа «Преступление и наказание» Достоевского.
Через несколько часов несчастный начинал барабанить по створкам капсулы и так истошно кричать, что эхо долго гуляло по коридорам корпуса Б, а у ребят младшей группы, размещённых в корпусе А, стыла кровь в жилах. Они нашёптывали друг другу страшное словосочетание «капсула айкью», которое часто слышали от воспитателей, и кое-кто в отчаянии предлагал выпрыгнуть в окно и бежать. «Безумству храбрых поём мы песню»5. Окна в Dream-school не открывались, потому что их вовсе не было – остекление оконных проёмов имитировал прочный пластик, на поверхности которого сменялись день и ночь. Воспитанники толком-то и не знали, какое время суток за стенами учебного заведения и какое на дворе время года. В случае массового неповиновения в Dream-school надолго отключали освещение, погружая в беспросветный мрак не столько корпуса, сколько детские души.
***
В
Максим Горький, «Песня о соколе».
