кстати. Вы ни за что не догадаетесь…
– О чем? – спрашиваю я.
– Это случилось утром, поэтому сама я не видела, но слышала об этом все-все.
– Ну, так расскажи нам, – просит мама.
– Какого-то мужчину доставили в больницу с ужасными ранениями.
– Бог ты мой! – охает мама. – И что с ним стряслось?
А меня начинает охватывать дурное предчувствие. Тревога змеей вползает в душу.
– Никто не знает. Его нашли в лесу на конце деревни, избитого до полусмерти. Черепно-мозговые травмы и переохлаждение, пролежал там, по-видимому, не один день. Просто чудо, что он еще жив.
– Он сказал, кто это сделал? – спрашиваю я, изо всех сил стараясь унять бешено колотящееся сердце и выглядеть безучастной.
– Нет и, может, никогда не скажет. Когда его к нам доставили, он был уже в коме.
– Кто же он? – спрашивает мама, но я и без Эми знаю ответ.
– Уэйн Бест, ну, тот противный строитель, который делал кирпичные стены между участками.
Мама просит нас держаться подальше от леса и проселочных троп. Она беспокоится, что где-то в округе бродит маньяк.
Но этот маньяк – я.
– Можно, я пойду к себе? – спрашиваю я, внезапно почувствовав дурноту.
Мама поворачивается ко мне.
– Что-то ты побледнела. – Она кладет теплую ладонь мне на лоб. – И кожа липкая.
– Немного устала.
– Иди, ляг пораньше. Мы сами помоем посуду.
Эми стонет, а я направляюсь к лестнице.
Лежу, вперив невидящий взгляд в темноту. Себастиан успокаивающе посапывает рядом.
Я сделала это: избила человека до полусмерти, ввергла в кому. Точнее, Рейн. Она вернулась в это же время. Или что? Я и она – это одно целое или две разные личности в одном теле? Иногда я чувствую себя ею, словно воспоминания и то, кем была она, берут верх.
А порой, как сейчас, она ускользает, словно ее никогда и не было. Но кем на самом деле была Рейн? Еще и Люси каким-то образом вписывается в прошлое Рейн, но вот каким? Нас связывает один день рождения – третье ноября. В душе я цепляюсь за это знание, эту тайну. Какими бы несовместимыми ни были эти кусочки меня, третье ноября – день, когда я пришла в этот мир.
Мало-помалу мысли расплываются, меня одолевает сон. Но внезапно дата отчетливо отпечатывается в голове. И глаза распахиваются.
Сегодня мне исполнилось семнадцать. Я вышла из больницы в сентябре, пробыв там девять месяцев. Стало быть, мою память стерли меньше одиннадцати месяцев назад. Мне уже было шестнадцать. Но стирать память тем, кому больше шестнадцати, незаконно. Правда, лордеры время от времени могут нарушать свои собственные законы, если имеется достаточно веская причина, но почему это произошло в моем случае?
В голове по-прежнему не складываются отдельные кусочки. Иногда я чувствую, что вижу всю картину, но едва только пригляжусь повнимательнее, она исчезает. Словно нечто такое, что я могу видеть
