Маньчжурии как более «трудящегося, трезвого, упорного, более сплоченного в своих составных единицах» конкурента России на Дальнем Востоке и допуская присутствие корейцев – российских подданных на рынке труда, вместе с тем отрицательно относился к китайской и корейской трудовой миграции[88]. Впрочем, за годы Гражданской войны национализм С. Д. Меркулова претерпел изменения и стал отличаться от официозного национализма поздней Российской империи, который он прежде разделял: он перестал быть государственническим. Уже в 1919 году Меркулов допускал японский протекторат над этнически русским населением Приморья[89].
Государственничество и классовая риторика большевистской версии русского национализма сыграли решающую роль, обеспечив им к октябрю 1922 года широкую поддержку на Дальнем Востоке. Благодаря размытости различий между политической и экономической демократией в русской революции 1917 года[90] социалистическая программа большевиков, ставшая более умеренной во время НЭПА, вытеснила идею представительного правления, удовлетворив ряд запросов прогрессивного (лево-либерального) имперского и постимперского национализма. Решительная защита единой, пусть и Советской России позволила большевикам добиться поддержки тех, кто раньше выступал на стороне умеренных социалистов, а сотрудничество оппонентов большевиков с интервенцией позволило большевистским агитаторам представить их врагами нации.
Материал для этой книги был собран в российских, американских, японских и финских архивах и библиотеках. Основные архивные источники были найдены в Российском государственном историческом архиве Дальнего Востока (РГИА ДВ, Владивосток), Государственном архиве Хабаровского края (ГАХК, Хабаровск), Государственном архиве Российской Федерации (ГАРФ, Москва), Российском государственном архиве социально-политической истории (РГАСПИ, Москва) и Государственном архиве Республики Бурятия (ГАРБ, Улан-Удэ). Кроме того, исследование опиралось на опубликованные тематические сборники документов из российских[91] и американских[92] архивов. Эти документы оказались поистине бесценными для понимания широкого контекста, официальных позиций правительств в Петрограде/Москве, Вашингтоне и Токио, а также Коминтерна и других важных организаций и отдельных ведомств.
Постсоветские и американские сборники документов могут считаться надежными. В публикациях документов советского времени тоже не было обнаружено никаких намеренных фальсификаций. Точными оказались цитаты в хронике Гражданской войны[93], составленной из газетных вырезок и официальных документов. Хотя проверить всю эту книгу целиком не представляется возможным, большинство из упомянутых в ней событий подтверждается другими источниками. Кроме того, она оказалась бесценной для изучения советской власти на Дальнем Востоке в 1918 году: опубликованные в ней источники сообщают дополнительные
Советско-американские отношения: годы непризнания, 1918–1933: Сб. / Сост. В. В. Алдошин, Ю. В. Иванов (отв. сост.), В. М. Семёнов и др.; ред. акад. Г. Н. Севостьянов, проф. Дж. Хэзлем. М.: МФД, 2002. Т. 1. 1918–1926. С. 76–79.
Религия и власть на Дальнем Востоке России; Буржуазия накануне Февральской революции / Подгот. к печати Б. Б. Граве. М.; Л.: Госиздат, 1927;
United States Department of State. Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1919: Russia. Washington, DC: US Government Printing Office, 1937; Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1920. Vol. 1. Washington, DC: US Government Printing Office, 1936; Vol. 3. Washington, DC: US Government Printing Office, 1936; Vol. 2. Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1921. Washington, DC: US Government Printing Office, 1936; Vol. 2. Papers Relating to the Foreign Relations of the United States, 1922. Washington, DC: US Government Printing Office, 1938.
Октябрьская революция и гражданская война на Дальнем Востоке: Хроника событий 1917–1922 гг. / Ред. С. Цыпкин, А. Шурыгин, С. Булыгин. М.; Хабаровск: Дальгиз, 1933.
