сама справляюсь, по-своему, спасибо.
Последнее, чего мне хочется, так это оказаться в комнате, набитой незнакомыми людьми, и говорить о Фредди, в особенности если учесть, что и Джонс тоже там будет.
Джона кивает, нервно сглатывает.
– Я же предупреждал, – бормочет он, глядя на надгробный камень Фредди, а не на меня. – Я же тебе говорил, что она откажется.
Ох, погоди-ка минутку…
– Ты говорил Фредди, что я откажусь?
На щеках Джоны выступают розовые пятна.
– Я был не прав?
Он не из тех, кто часто повышает тон; наш друг – прирожденный миротворец в любом споре.
– Я сообщил ему, что собираюсь туда, потому что считаю, что это может пойти на пользу, и предложу тебе присоединиться. Но предупредил, что ты откажешься.
– Отлично! Теперь ты можешь идти. Ты исполнил свой долг, и нет причин чувствовать себя виноватым.
Я тут же сожалею о сказанных словах.
– «Нет причин чувствовать себя виноватым», – повторяет он. – Спасибо, Лидия. Чертовски тебе благодарен!
– А чего ты ждал, плетя заговор против меня с моим умершим женихом?
– Я не плел заговор против тебя, – возражает Джона весьма сдержанно. – Просто думал, это может помочь. Но я тебя понял. Ты занята, или тебе неинтересно, или ты боишься, или еще что-то.
Я фыркаю и трясу головой, глядя вдоль ряда серых могильных камней.
– Боюсь? – бормочу я, а он смотрит на меня и пожимает плечами:
– Не так?
Я снова фыркаю и шумно выдыхаю. Понимаю, куда он меня заманивает, но не могу удержаться и несусь прямиком в ловушку.
– Боюсь?! Ты думаешь, я боюсь какой-то нелепой встречи в школе? Джона Джонс, я тебе скажу, как выглядит страх. Он выглядит как синяя вспышка за окном твоей гостиной, он выглядит так, словно ты хоронишь любимого человека, вместо того чтобы выйти за него замуж. Страх вот на что похож: ты стоишь в аптеке самообслуживания и думаешь о том, чтобы проглотить все эти чертовы таблетки на полках, потому что ты минуту назад вспомнила тот глупый спор насчет бисквитов и прочего! Бисквитов! И это убивает тебя. Физически убивает, прямо вот тут! – Я стучу себя по груди с такой силой, что вполне может остаться синяк. – Страх выглядит как знание того, какой бесконечно долгой кажется жизнь без человека, с которым ты собиралась ее провести, и еще понимание того, какой эта жизнь может оказаться короткой, потрясающе, неожиданно короткой! Это вроде фокуса со скатертью и чайными чашками, только разбивается чертова человеческая жизнь, а не чашки, и… – Я замолкаю и глотаю воздух, потому что потеряла нить и просто рыдаю от бешенства.
Джона побледнел и выглядит испуганным.
– Лидс… – бормочет он, протягивая руку, чтобы коснуться моего плеча.
Я отталкиваю его:
– Не надо!
– Прости, ты в порядке?
– Нет! Не в порядке! Ничего здесь… – Я резко показываю на могилу. –
