временем входил в раж:
– Ну, сынки и похватали! И меня схватили. И швырнули в какую-то мохнатую мерзость! И вот я лежу и чувствую: могу повелевать человеческими судьбами.
Ректор, который на все это мероприятие смотрел с отвращением, наклонился к Сену и прошептал:
– Похоже, наш друг принял на себя хочугу Всевластия.
– Вы представить себе не можете, – в голосе подследственного зазвучали слезы, – каково это: уметь повелевать людьми и оставаться при этом шляпой! И повелевать только на глазах всего педсовета и только кому на какой факультет пойти! Как будто они не все одинаковые! Найти бы мне этого мордоворота, этого гада, этого солдафона…
Злосвет вспыхнул ярче обычного, громко хлопнул и погас.
– Включите свет! – занервничала шляпа. – Ваш завхоз ненормальный со мной что-нибудь совершит!
– Не надо, – засопел майор, – не совершу. Потому как мой батя уже совершил. Это он с ребятами в магазине был. Хочуги тогда первый раз прорвались. Хорошо оказался рядом магазин этот шапочный, а то случилась бы беда.
«Беда, точно, – согласился Сен, – три целых тридцать четыре сотых. Три целых тридцать пять сотых…»
– Ладно, проехали, – сказал Колпак. – Сын за отца, внучка за бабку, дедка за репку не отвечают. Принцип. Сам подслушал.
«…Четыре целых семьдесят одна сотая. Как интересно. Четыре целых семьдесят две сотых. А здесь есть о чем подумать логически. Четыре целых семьдесят три… Что-то я устал».
На этой мысли юный аналитик энергично закрыл глаза и решительно захрапел.
Небо над Первертсом
В опустевшем небе над Школой волшебства одинокая тень методично нарезала круги, горки, бочки и другие замысловатые фигуры высшего пилотажа. Это филин Филимон избавлялся от гаттеровской наволочки.
Наконец наволочка соскользнула, и филин захлопал металлическими веками на восходящее солнце.
«Порри, Порри, – думал он. – Умен, нет слов, очень умен, но иногда дурак дураком. Система эхолокации, чтобы летать в темноте! Это ж надо! Ладно, пусть только поставит мне динамик, скажу, чтобы не выделывался, а просто ввинтил мне в лоб фару».
Перекресток Семи Коридоров
– Разве ваш Гаргантюа такое может? – приговаривал Каменный Философ, раскладывая перед собой маленькие симпатичные тортики.
Это была его единственная страсть и единственное развлечение. Всего один раз в году, в ночь на 1 мая, ему дозволялось готовить эти замечательные тортики. И разрешалось только лишь потому, что после Вальпургиевых шабаша и мальчишника все отсыпались, и редко кто обращал внимание на кулинарные изыски Каменного Философа.
Даже сегодня, несмотря на то, что праздник состоялся в пределах школы, тортики остались нетронутыми.
– Ничего, – шептал талисман Первертса, – в следующий раз еще что-нибудь придумаю.
Подвиг № 2
Клин Клинчем вышибают
Повторенье
