когда она, сделав приглашающий жест в сторону собеседника, двинулась по проходу между скамьями к главному алтарю. – В моей стране на здание, построенное триста лет назад, смотрели бы как на историческую драгоценность, к которой никто не смеет прикасаться. А тут, видите: такие места, как это, пропадают пропадом, но никто и пальцем не пошевелит.
– Может быть, их просто слишком много.
– Забавно слышать такое от священника. Впрочем, вы и не похожи на священника. – Она снова оглядела его с головы до ног с ироническим интересом, на сей раз не оставив без внимания безупречный покрой его легкого темного костюма. – Если бы не стоячий воротничок и черная рубашка…
– Я ношу их уже двадцать лет, – холодно прервал женщину Куарт, глядя ей не в глаза, а поверх ее плеча на стену сзади. – Вы что-то говорили мне об этой церкви и о других подобных местах.
Грис Марсала слегка растерялась; склонив голову набок, она смотрела на него, явно стараясь решить, к какой категории знакомых ей мужчин следует его отнести. И, несмотря на всю непринужденность ее поведения, Куарт понял, что этот стоячий воротничок внушает ей робость. Как и всем им, подумал он: что старухам, что молодым – всем без исключения. Даже самая решительная из женщин может почувствовать себя неуверенно, когда какое-нибудь движение или слово напомнит ей, что она говорит со священником.
– Об этой церкви… – повторила Грис Марсала; а мысли ее, казалось, были заняты другим. – Но я не согласна с вами, что таких мест слишком много. В конце концов, речь идет о нашей памяти, вам не кажется?.. – Сморщив нос и губы, она несколько раз сильно топнула по истертым плитам пола, словно призывая их в свидетели. – Я убеждена, что гибель или потеря каждой старинной книги, каждой картины, каждого здания делает нас как бы… немного сиротами, что ли. Обедняет нас. – Она проговорила это неожиданно горячо, и в какой-то момент в голосе ее прозвучала горечь. Заметив, что на сей раз Куарт смотрит на нее с удивлением, женщина снова улыбнулась. – Не имеет никакого значения, что я американка, – будто извиняясь за свой порыв, сказала она. – А может, как раз и имеет. Речь идет о наследии, принадлежащем всему человечеству. И никто не вправе бросать его на произвол судьбы.
– Поэтому вы так долго живете в Севилье?
Грис Марсала задумалась.
– Может быть, – наконец ответила она. – Во всяком случае, именно поэтому я сейчас нахожусь здесь, в этой церкви. – Она посмотрела наверх, задержавшись взглядом на витраже, у которого работала, когда появился Куарт. – А вам известно, что это последний храм, который построен в Испании при Австрийской династии?.. Официально строительные работы были завершены первого ноября 1700 года, когда Карл II, последний представитель династии, умер, не оставив наследника. Так что на следующий день здесь отслужили первую мессу – за упокой души короля.
Они стояли перед главным алтарем. Косые лучи света, падавшие сквозь стекла витражей, мягко играли на самых выпуклых частях золоченой резьбы, тогда как фигуры, затененные
