том, чтобы церковь исчезла, чем в том, чтобы она продолжала стоять на своем месте.
– Почему?
– О, я не знаю. – Сообщнический тон улетучился. Теперь она держала дистанцию, и, казалось, между ними вновь дохнуло струей холода, жившего в этих гулких стенах. – Может, потому, что в этом квартале квадратный метр земли стоит целое состояние… – Она мотнула головой, будто отгоняя докучливые мысли. – Кто-нибудь наверняка расскажет вам об этом.
– Но вы сказали, что у вас есть собственное мнение.
– Я так сказала?.. – Она улыбалась уголком рта, но как-то натянуто, словно бы через силу. – Возможно. Во всяком случае, меня это никак не касается. Мое дело – спасать здесь что можно, пока есть чем оплачивать работы. Хотя с этим у нас туго.
– Почему же тогда вы здесь в одиночестве?
– Работаю сверхурочно. С тех пор как я занимаюсь этой церковью, мне не попадалось никакой другой работы, так что у меня очень много свободного времени.
– Много свободного времени, – повторил Куарт.
– Да, много. – В ее голосе опять прозвучала нотка горечи. – И мне больше некуда идти.
Куарт, заинтригованный, собирался было еще раз задать свой вопрос, когда звук шагов за спиной заставил его обернуться. В дверях, как в раме, виднелся неподвижный черный маленький силуэт; его темная тень пересекала прямоугольник яркого света на плитах пола.
Также обернувшаяся Грис Марсала взглянула на Куарта с какой-то странной улыбкой:
– Пора вам уже познакомиться со здешним священником, вам не кажется?… Я имею в виду дона Приамо Ферро.
После того как Селестино Перехиль вышел из бара «Каса Куэста», дон Ибраим принялся незаметно пересчитывать под столом банкноты, оставленные троице помощником банкира Пенчо Гавиры на ближайшие расходы.
– Сто тысяч, – объявил он, закончив считать.
Удалец из Мантелете и Красотка Пуньялес молча кивнули. Дон Ибраим разделил деньги на три пачки по тридцать три тысячи в каждой и, спрятав одну во внутренний карман пиджака, передал остальные сообщникам. Оставшуюся тысячу он выложил на стол.
– Что скажете? – спросил он.
Удалец из Мантелете, нахмурив брови, разгладил банкноту и всмотрелся в изображение Эрнана Кортeca.
– По-моему, настоящая, – осторожно заметил он.
– Я имею в виду работу. Заказ, который мы получили.
Удалец продолжал молча разглядывать банкноту; Красотка Пуньялес пожала плечами.
– Это деньги, – изрекла она таким тоном, как будто этим все было сказано. – Но связываться с попами – дело паршивое.
Дон Ибраим сделал жест, долженствующий означать: ну-ну, все не так уж серьезно. Он сделал его левой рукой, в которой, по соседству с массивным золотым перстнем, дымилась сигара, и комочек пепла снова шлепнулся на белые брюки.
– Мы все устроим очень деликатно, – пропыхтел адвокат, с трудом перегибаясь через собственный живот, чтобы стряхнуть пепел.
Красотка
